Это еще более ухудшает дело, зная, что ферма огромная и хлопот там немало, представляю, как устает бедняга Бэрроу. Мне кажется, это был крик его души, который я почувствовал письме.
— Ох-ох-ох, — завелась мадам, — своей жизнью тяжело управлять, а когда еще арендаторы появляются с их проблемами, тут уж и разорваться в пору.
— Я желал бы съездить к ним завтра, навестить их и посмотреть как обстоят дела. Старый Бэрроу попросил меня наставить их сына в правильном пути. Они считают, что мой авторитет смог бы повлиять на него… хотелось бы верить, что я действительно обладаю подобным могуществом и последствия от действий Максима вызваны лишь только его юношеским азартом, который с возрастом должен уступить место степенной выдержанности и дальновидности.
И, конечно, я желал бы обсудить все дела с главой семейства, а там уже делать выводы.
— Вы правы. Необходимо увидеть своими глазами то, как обстоят дела на ферме, а потом все просчитать. Неплохо было бы узнать у мальчика, что его не устроило в столице…. Возможно, с его бунтарским духом ему интереснее бы было в армии, чем на грядках отца. Тогда, думаю, вы бы смогли подобрать для него достойный пост.
Таким образом, мадам выудила из графа причину его плохого настроения и, как только прогулка закончилась, она удалилась к себе. А спустя некоторое время в ее спальню заглянула Ровена под каким-то пустяковым предлогом, но на самом деле желая узнать о предмете разговора тети и отца.
Тетушка поведала ей все, что услышала от графа, присовокупив сюда свой женский максимализм, расписав все в таких яркий подробностях, что Ровена то бледнела, то краснела и в конце беседы составила себе такую картинку, будто отец семейства пребывает в затяжной депрессии, мать — при смерти от горя, ферма заброшена и дела на ней совсем не ведутся.
— Я с детства знала Максима. — начала Ровена. — Он милый и добрый мальчик, но, может быть, слишком ранимый и чувствительный. Он легко воспламеняется и любые сильные заявления и рассуждения о жизни оказывают на него неизгладимое впечатление. Мне кажется, вместо того, чтобы обуздать свои порывы и направить их в доброе русло, он отпустил их бродить по столичным темным улицам, оставляя подпитываться пессимизмом, неизбежностью рока и прочими подобными вещами — любимые темы городской молодежи, которой более нечем заняться. Мне кажется, через некоторое время свежий деревенский воздух и наши живительные пейзажи изгладят из его впечатлительной души городское смятение.
На следующий день граф и его дочь отправились на ферму Бэрроу. Оба хранили молчание, так как граф думал о предмете разговора, о том что и как сказать. А Ровена чувствовала, как внутри нее растет волнение. После того, что ей описала тетушка на душе было очень неспокойно. Она не видела Максима уже около трех лет, с тех пор, как он отправился учиться в столицу. Теперь она спрашивала себя какой он, и оставили ли полученные знания отпечаток на его лице, и что творится в его душе, раз он пустился во все тяжкие поддавшись наветам дурной компании.
Вот уже показалась аллея с посаженными по обе сторонами ухоженным кустарником, а это значит, что в конце аллеи гостей ожидал большой дом Бэрроу.
Во дворе их встретил старый хозяйский пес, сначала было принялся рычать, но узнав старых знакомых вскоре завилял хвостом. Тут же на порог дома вышел глава семьи — Жозеф Бэрроу, а рядом с ним стояли его дети: дочь Маргарет и Лиза, и высокий худощавый юноша, в котором Ровена не без трепета узнала Максима.
Только экипаж въехал во двор, как Максим тут же направился предложить гостям свою помощь, за ним последовал старик Жосеф и девочки. Все как один весело улыбались и уже издалека, лишенные аристократической жеманности, принялись радостными возгласами приветствовать прибывших.
Максим подал руку Ровене и поздоровался с сэром Робертом. Девчушки, едва лишь появилась возможность, бросились обнимать свою подругу, с которой они иногда играли в детстве. Пока велась беседа, Максим держался немного поодаль и довольно отстранено, словно пребывая где-то в своих мыслях.
— Как поживает ваша супруга? — осведомился граф у фермера. — Вы поистине обеспокоили меня сообщением о ее здравии. Надеюсь, она все же найдет в себе жизненные силы?
— Анна немного захворала, это верно. Но на все воля божья, надеюсь, в скором времени она поправится. Тяжеловато без нее за хозяйством ходить.
— А ваши красавицы дочки вам совсем не помогают? — спросил граф, бросив взгляд на двух статных барышень, как следует принарядившихся к сегодняшнему дню, да с таким усердием, что скорее их можно было бы выдать за графских дочек, а Ровену, привыкшую к скромным платьям — за фермершу.
— Бог с вами, ваша милость! Посмотрите на них. Разве их заставишь заняться чем-нибудь по дому, этаких белоручек! Жена мне запрещает их беспокоить. Говорит, не для того мы отсылали их учиться, чтобы затем заниматься неблагодарным и тяжелым крестьянским трудом. Хотя бы может они составят усладу родителям в удачном замужестве!
Старый фермер прекрасно знал, кому на самом деле предназначались слова, для этого необязательно было смотреть на Максима. Юноша же вздрогнул при этих словах и лицо его накрыла мрачная маска.
Ровена тоже мельком глянула на него, ей так захотелось поддержать его и поговорить с ним как в старые времена. Но она не знала, представится ли ей нынче возможность остаться с ним наедине.
Гости прошли в просторный холл, где их ожидала фермерша, расположившись на канапе, стараясь придать своему лицу мало-мальскую радость и должно поприветствовать гостей.
Итак, началась беседа. Фермер уселся подле своей жены. Девочки прильнули к Ровене с двух сторон, не выпуская ее рук из своих ручек. Максим расположился один, поодаль на маленьком пуфике, в своем мрачном молчании.
Речь пошла о делах на ферме, об урожае и прибыли — любимая тема каждого добросовестного крестьянина. Позже подали обед. После обеда молодые попросились прогуляться к берегу реки, а двое мужчин удалились в сад покурить сигары и поговорить о делах.
Погода выдалась чудесная, хотя ветер все еще сохранял весеннюю свежесть и грозил забраться под одежду, принеся особенно беспечным простуду.
Две сестры все еще не желали расставаться с ручками Ровены, радостно сжимая их в своих ладошках. Им льстил тот факт, что сама дочь графа является их подругой детства и что они до сих пор могут выражать ей свою любовь и привязанность, которую они и стремились дарить ей совершенно искренне, но не без тени удовлетворенной лести. Девушки щебетали без умолку, тем самым не давая своему братцу вставить ни слова. Он, в общем-то, и не старался, лишь улыбаясь время от времени и отвечая на вопросы, если те адресовались именно ему. Вот компания, наконец, достигла берега небольшой речушки, что неспешно несла свои воды меж невысокого кустарника и мха. Фермерские дочки, в своих тяжелых, плотных нарядах уже успели притомиться и изъявили дружное желание отдохнуть, а Максим, заранее прихватив с собой удочку, заявил, что собирается порыбачить и отделился от девушек так, чтобы не терять их из виду, но и не слышать особо их бесед.
Вскоре разморенные обильным обедом, полуденным теплом и дурманящим свежим воздухом две сестры задремали, склонив свои головки на колени Ровены. А та, в свою очередь, радуясь возможности побыть на природе и отдохнуть, принялась осматривать окрестности, насколько то позволяло ее положение и угол зрения.
В конце концов Максим, заметив, что графская дочь скучает и что сестры его наконец уснули, решил воспользоваться этой возможностью и приблизился к Ровене, предложив ей порыбачить вместе.
Ровена с готовностью согласилась, тем более, что ей предоставлялся прекрасный шанс побеседовать с Максимом.
Когда ей удалось освободиться от головок двух дремлющих сестер и убедиться, что ее движение их не потревожило, она тут же встрепенулась словно птичка. Ее движение незамысловатое, но простое и исполненное грации, вызвало на лице юноши легкую улыбку, думается первую искреннюю улыбку за этот день.