Моя сестра, при том, что она всегда поощряла искания Хэма Пикеринга – этого ее молодого морестранника – и отвергала мистера Керла, тем не менее не находила в себе сил отказаться от подарков, которые время от времени подносил ей престарелый сосед, с ведома и при полном одобрении нашего отца. И снова виной всему ее тщеславие – бедняжка Нина никогда не умела отвергать комплименты, не важно, от кого они исходят. Таким образом, у нее скопилась весьма впечатляющая коллекция безделушек от обоих поклонников, причем ни один из них даже не подозревал о существовании другого.
Однажды вечером к нам нагрянул нежданный гость – не кто иной, как мистер Пикеринг. Влюбленные договорились встретиться в парке на следующий день, но вместо того Хэм ни с того ни с сего объявился на нашем крыльце. По счастливой случайности отца дома не оказалось. Молодой человек был вне себя. Уже некоторое время ходили слухи о том, что Нина принимает подарки от мистера Керла, и вот молва достигла ушей Хэма. Невзирая на ее уверения в обратном (бессовестная ложь, разумеется!), Хэм моей сестре не поверил. Но поймите – это же не ее вина! Это просто-напросто глупое тщеславие! К несчастью, на ней в тот момент было несколько вещиц, подаренных мистером Керлом, так что Нине пришлось волей-неволей признать свою вину.
Мистер Пикеринг только что вернулся в Солтхед и собирался пробыть в городе достаточно долго. Но теперь все изменилось. Не знаю, в самом ли деле он любил Нину или нет, однако он явно уверился, что Нина предпочитает мистера Керла – вот уж неравный брак! Должно быть, видение лучезарного будущего на берегу погасло перед его внутренним взором.
Убежденный, что Нина его бросила, он в ярости удалился и нашел временное прибежище в моряцкой таверне рядом с доками. Нина поспешила за ним туда и попыталась его разуверить. Все было бесполезно. Он так и не простил возлюбленную; напротив, завербовался на корабль, покидающий Солтхед на следующее же утро. Профессор Тиггз, это был «Лебедь», что держал курс в Нантль и на южные острова. Как вы, возможно, помните, «Лебедь» так и не вернулся из плавания: корабль попал в свирепый февральский шторм и затонул вместе со всей командой.
Мисс Джекс умолкла. Ее била дрожь, несмотря на вино и на тепло, исходящее от огня.
– Боюсь, – проговорил профессор наконец, – боюсь, мисс Джекс, мне не совсем понятно, чем мы можем вам помочь.
Юная леди облизнула губы розовым язычком и уставилась на собственные туфельки. А затем рывком выпрямилась в кресле и, откашлявшись, продолжила:
– Позапрошлой ночью Нина позвала меня к себе в комнату – причем в глазах ее читался неизбывный ужас – и еле слышным шепотом попросила выглянуть в окно и сказать ей, что я там вижу. Как вы, возможно, помните, тогда стоял густой туман. И тем не менее клубящуюся пелену то и дело пронзали лучи лунного света, позволяющие разглядеть окрестности более отчетливо.
Я посмотрела вниз. Надо сказать, что окно сестры выходит на маленький мощенный булыжником переулок, примыкающий к Ки-стрит. Выглянула луна, и в ее свете я разглядела странную фигуру. Это был высокий, неуклюжий парень в моряцкой одежде. Что необычно, он отплясывал хорнпайп – один-одинешенек, без зрителей, словно бы для собственного удовольствия. В придачу его ноги и руки двигались как-то неестественно: резко дергались туда-сюда, точно вышли из-под контроля, до отвращения неуклюже и нарочито. Ощущение было такое, словно привели в движение труп.
Мисс Джекс набрала в грудь побольше воздуха.
– Вот почему я пришла к вам, профессор Тиггз. В Солтхеде хорошо известно, насколько вы опытны в подобных вещах, и среди коллег, как я понимаю, вы пользуетесь самой лучшей репутацией. Видите ли… бледный лунный луч пробился сквозь туман – и осветил лицо танцора. Готова поручиться своей честью, что в ту ночь под окном сестры отплясывал не кто иной, как Хэм Пикеринг.
Рядом с креслом доктора Дэмпа всплыло облачко дыма. Секретарь оторвался от заметок и вопросительно воззрился на своего нанимателя; перо застыло в воздухе. Профессор помолчал немного; в его лице читался явный интерес к тому нежданному повороту, что принял рассказ юной гостьи.
Мисс Джекс снова провела по губам кончиком языка, не сводя с профессора огромных, точно луны, глаз, влажно поблескивающих в свете огня.
– Из команды «Лебедя», насколько известно, в живых не осталось никого, – проговорил профессор. – Корабль находился в открытом море, попал в шторм и затонул: столь яростных зимних бурь на памяти людей еще не бывало. И груз, и обломки сгинули бесследно; что уж говорить о живых людях! На то, что уцелел кто-то из команды, один шанс на тысячу. Тем не менее, мисс Джекс, – поспешно заверил он, видя, что на лице девушки отразилось разочарование, – вопреки вашим опасениям, вам нечего бояться, что мы вам не поверим. Скажу больше: нам самим довелось стать свидетелями того, что, возможно, подтверждает вашу правоту. Прошлой ночью – спустя сутки после того, как пресловутый матрос навестил вас – мой молодой друг, мистер Джон Райм, которого я знаю вот уже несколько лет, был найден лежащим без сознания в переулке рядом с доками. Он много выпил и, по всей видимости, какое-то время бесцельно бродил по городу, прежде чем свалиться без чувств. Позапрошлой ночью – той самой туманной ночью, на которую ссылаетесь вы – он тоже повстречал матроса, отплясывающего жуткий хорнпайп. Матрос засыпал его всевозможными безумными и дерзкими вопросами и в придачу осуществил некое… скажем, физически невозможное действие – отчего мой друг едва не повредился в уме. Просто удивительно, что бедняга вообще пришел в себя.
– Что же это за физически невозможное действие? – осведомилась мисс Джекс.
И словно в ответ из темноты донесся жалобный посвист звукового буя. Часы на каминной полке на мгновение словно сбились с ритма.
– Этот человек, – проговорил доктор Дэмп с суховатой уверенностью, свойственной представителям его профессии, – по-видимому, открутил свою голову и протянул ее собеседнику, словно этакую кровавую капусту. Поразительно! То-то потрясающий был фокус! По чести говоря, мне жаль, что я этого не видел. – Он отхлебнул вина и откинулся в кресле с видом весьма довольным, в одной руке держа бокал, в другой – трубку.
– Скорее дыню, – уточнил прилежный мистер Киббл, листая записную книжку. – Сдается мне, мистер Райм упоминал именно дыню. У меня все записано…
– Верно, мистер Киббл, дыню; но «кровавая капуста» – образ куда более выразительный, вы не находите?
– Согласитесь, доктор, с точки зрения фактов «кровавая капуста» истине не соответствует. Всем и каждому известно, что капуста – зеленый овощ для варки, а дыня – фрукт.
– Фрукт или овощ, овощ или фрукт – это всего лишь поэтическая вольность, мистер Киббл, не более. Мы, врачи, в общении с пациентами всякий день позволяем себе поэтическую вольность-другую. Уж такая у нас работа, скажу я вам; пациенты именно этого и ждут. Вне всякого сомнения, в данном случае «кровавая капуста» куда предпочтительнее «дрянного ананаса» или, допустим, «кошмарной канталупы»…
– Ах, да прекратите же, вы оба просто ужасны! – воскликнула мисс Джекс, затыкая уши и обращаясь к профессору. – Я внушаю себе, что Хэм Пикеринг мертв, что его тело кануло в пучину вместе с кораблем. Однако что за парадокс: ведь я абсолютно уверена в том, что именно мы с Ниной видели. И тут меня снова охватывают сомнения, и я твержу себе, что его просто не может быть здесь, не может – и все! Хэм Пикеринг имеет столько же шансов оказаться здесь, сколько «Лебедь» – возвратиться в солтхедскую гавань! Так что же такое плясало под окном у моей сестры?