Летом 1571 г. Иван Грозный начал обустраивать Новгород как свою временную резиденцию, более безопасную на случай нового вторжения татар, чем разрушенная Москва[37]. Особенный размах эти работы приобрели с конца декабря того же года, когда самодержец прибыл в Новгород «на свийские немцы» и привез с собой свою казну, которую еженощно охраняли 500 стрельцов[38]. 9-10 февраля 1572 г. в Новгород была доставлена и государственная казна на 450 возах. К тому времени Иван IV покинул Новгород и 5 февраля 1572 г. принял во все том же селе Братошино татарского посла Джан Болдуя и гонца Джан Мухаммеда. Во время этой встречи Иван вел себя уже иначе, чем в июне 1571 г. Психологический шок от майской катастрофы был позади, чрезвычайные меры по восстановлению обороны на юге и боеспособности армии уже дали свой первый эффект. К царю вернулось самообладание и поэтому на приеме Иван уклонился от прямого ответа на вопрос о судьбе не только Казани, но и Астрахани. Им было высказано пожелание, что для решения столь сложного вопроса необходим не простой обмен гонцами и грамотами, а прибытие из Крыма полномочного посольства, с которым и можно было бы обсудить все существующие между Москвой и Бахчисараем проблемы[39]. Свою точку зрения самодержец еще раз повторил в грамотах, что были посланы с гонцом в Крым в марте.
Понятно, что такой ответ никак не мог удовлетворить Девлет-Гирея, да тот и не скрывал своих намерений вернуться и довершить поражение Ивана.[40] В Москве это прекрасно осознавали и потому с началом весны 1572 г. военные приготовления были форсированы. Они шли по нескольким направлениям. Большое значение было уделено фортификационным работам. Прежде всего спешно возводились укрепления вокруг Москвы[41], заново был отстроен сожженный татарами Новодевичий монастырь[42]. Однако главное внимание было обращено на укрепление «берега», где должна была пройти главная линия обороны на случай нового вторжения неприятеля. Штаден писал, что «..на реке Ока более, чем на 50 миль вдоль берега, построили такие укрепления: рядом друг с другом вбили два частокола; один частокол стоял перед вторым, два фута в ширину и четыре фута в высоту. Землей, выкопанной от дальнего частокола, забрасывали между двух частоколов, таким образом заполняя его»[43]. Конечно, эти фортификационные сооружения вряд ли простирались вдоль всего берега на указанные Штаденом 50 с лишком миль. Если речь шла о немецкой миле в 7 км, то получается, что эта «великая китайская стена» имела протяженность более чем 350 км, ну, а если следовать счету Герберштейна — то 250 км, что в принципе совпадает с протяженностью берега Оки между Калугой и Коломной. Скорее всего, речь шла об укреплении берега в тех местах, где была возможна переправа татар через реку. Эти позиции для стрельцов и набранных с «земли» пищальников дополнялись, судя по письму Девлет-Гирея, отправленному Ивану Грозному вскоре после разгрома татарских войск на Молодях, и наказу М.И. Воротынскому, более основательными сооружениями в местах, где через Оку имелись «перевозы»-броды: «…да где в котором месте на Оке перелазы гладки и мелки, и в том месте зделать крепости, заплести плетень и чеснок побити, где в котором месте пригоже какова крепость поделать. Да и на Угре на устье, от устья вверх, до которого места пригоже, по тому же зделати крепости для перелазов», «…на берегу хворостом зделали двор да около того ров копали, и на перевозе наряды и пушки еси оставив …»[44]. Эти работы, которые осуществляли посошные люди, собранные из окрестных сел, и ратники вставших по Оке полков[45], начались во второй половине апреля 1572 г.[46], и к моменту начала татарского вторжения были уже полностью завершены.
Однако укрепления бесполезны, если они не будут заняты бойцами, и потому важнейшей задачей, которую должен был решить дьяк Разрядного приказа А.Ф. Клобуков «со товарищи»[47], было правильное распределение тех сил, которыми располагало Русское государство накануне решающей битвы. Эту проблему приходилось решать в сложных условиях. Страна была истощена многолетней войной — по существу, с того момента, как Иван IV начал свою казанскую эпопею, Россия мира не знала. Изыскать людей, лошадей, деньги, провиант, фураж — одним словом все, что необходимо для ведения войны, с каждым годом становилось все сложнее и сложнее. К этому необходимо добавить еще и последствия не только вторжения татар, но также голода[48], засухи[49] и морового поветрия (чумы?), что опустошало Русскую землю в предыдущем году, не прекратившись и в 1572 г.[50].
Однако, пожалуй, даже не это было самой главной трудностью, с которой столкнулись дьяки Разрядного приказа. В 1572 г. Русское государство снова оказалось в ситуации, когда войну приходилось вести сразу на нескольких фронтах. К счастью, заключенное с таким трудом перемирие с Речью Посполитой было ратифицировано Сигизмундом II в 1571 г. и, несмотря на всю неустойчивость отношений между двумя государствами, продолжало действовать[51]. Тем не менее, положение России оставалось сложным. Война со Швецией, вступившая в новую фазу в конце 1571 г., была всего лишь отложена до Троицына дня 1572 г., то есть до 25 мая, когда Иван ожидал в Новгороде послов с ответом на его требования к королю Швеции Иоганну III[52]. Ну, а поскольку война была отложена, следовательно, необходимо было выделить достаточно крупный контингент войск для ее продолжения в том случае, если перемирие, установленное Иваном Грозным в одностороннем порядке, будет прервано. Добавим к этому, что неспокойно было и в Поволжье[53].
Таким образом, в кампанию 1572 г. Русское государств вступало, имея два фронта — северо-западный, шведский, и южный, крымский, исходя из чего Разрядный приказ должен был распределять имевшиеся силы и планировать действия русского войска.
Мобилизация ратников и посохи для наступающей новой поры военной активности началась, судя по всему, еще в конце 1571 — начале 1572 гг. Во всяком случае, в новгородских летописях отмечено, что 11 февраля 1572 г. государь приказал «по всем манастырем Новгородцким слуги монастырьские ставити, с лошедми и с пансыри, со всем запасом, к Москве, на службу…»[54]. Примерно в конце февраля — начале марта 1572 г. в Разрядном приказе была завершена основная работа над составлением разрядов на кампанию — так, роспись «берегового» разряда была передана назначенному командующим этой группировкой боярину князю М.И. Воротынскому 22 марта 1572 г.[55]
Прежде всего охарактеризуем разряд «похода государя царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии и сына его царевича князь Ивана Ивановича, как ходили на свое дело и на земское в свою отчину в Великий Новгород, а из Новагорода итить на Свийские немцы», так как это представляется чрезвычайно важным для общего понимания стратегической обстановки, планов русского командования и самого Ивана Грозного на лето 1572 г. Для «Свийского» похода к началу лета 1572 г. на северо-западе была собрана достаточно крупная рать[56]. Согласно разрядным записям, она состояла из трех полков — большого, передового и сторожевого[57]. Еще два воеводы были посланы «по ореховским вестям» на усиление гарнизона Орешка[58]. Новгородские летописи также сообщают, что к концу весны 1572 г. в Новгороде были собраны «изо всих городов» «стрелцы великого князя»[59], а также «государские козаки»[60]. К ним, безусловно, необходимо добавить государевых стрельцов, которые сопровождали Ивана Грозного — в знаменитом новгородском походе их было, по сообщению летописи, 1500 чел.[61]. Кроме того, не стоит забывать еще и о том, что касимовскому «царю» Саин-Булату было приказано в начале 1572 г., по возвращению из набега на Финляндию, «с своим двором жить в Великий Новгород и быть в Новегороде и дожидатись государя…»[62], равно как и собранные в декабре 1571 г. князьями В.В. Тюфякиным и Г.Ф. Мещерским «казанские князья, и тотары, и черемиса, и мордва» тоже вряд ли были отпущены Иваном домой[63]. Таким образом, в Новгороде к началу лета 1572 г. вполне могло собраться до 8 тыс. пехоты (стрельцов и казаков), в том числе и посаженной на-конь для большей маневренности, до 5 тыс. татар, мордвы и черемисы, порядка 5 тыс. детей боярских «розных городов»[64]. Вместе с нарядом[65] и послужильцами детей боярских[66] в Новгороде и его окрестностях к приезду туда государя вполне могло находиться до 30 тыс. ратных людей**. Что и говорить, сила более чем достаточная для того, чтобы возобновить «бранную лютость» и «обратить» царский гнев на «землю Свейскую».