— Страшней всего не сама кража, — сказал лейтенант, — хотя, это, конечно, мерзость, а то, что парабеллум сейчас неизвестно в чьих руках и для чего украден, тоже неизвестно.
— Жилин спер — больше некому! — заявил я.
Послышались шаги, вошел Гермес — радостный, сияющий.
— Перевод получил! — выпалил он.
Гермес получал переводы часто. Кроме отца, ему присылали деньги родственники. Он никогда не утаивал от нас ни копейки. Отдавая деньги Волкову, просил:
— Купи сегодня чего-нибудь вкусненького — рахат-лукума, например, или халвы.
Гермес был сладкоежкой, и мы снисходительно усмехались, когда он наваливался на сладости, которые иногда покупал ему Волков. Я тоже любил конфеты и все прочее, но не признавался в этом, говорил, подражая Волкову, что сладости — тьфу, что для мужчины главное — мясо.
Обычно я шумно радовался, когда у нас появлялись деньги, а на этот раз даже сердце не трепыхнулось.
— Неприятности? — заволновался Гермес.
— И еще какие, — сказал я. — У Волкова «пушку» сперли!
— Это Жилин, — сказал Гермес. — Больше некому.
— Почему так решил? — Волков устремил на Гермеса цепкий, подозрительный взгляд.
Гермес смутился. Запинаясь, пробормотал:
— Значит, вы подумали…
— Брось! — сказал Самарин.
Гермес хлюпнул носом. По его щекам потекли слезы, оставляя на коже светлые полосы. Гермес старался сдержаться, он стыдился этих слез, но они текли и текли.
Я догадывался о том, что происходит сейчас в его душе. Всего полчаса назад, разговаривая с Волковым, я испытал то же самое. До сих пор в моей душе шевелилось что-то, и я, украдкой поглядывая на Волкова и Самарина, спрашивал сам себя: «Неужели и меня подозревают?»
— Успокойся. — Самарин потрепал Гермеса по плечу.
— Ага, — подхватил Волков. — Развел, понимаешь, сырость. Утопишь нас в соленой воде, а нам пожить хочется.
Гермес улыбнулся, стал размазывать слезы по лицу.
— На. — Самарин протянул ему носовой платок.
Вошел Жилин. Я уставился на него, но ничего подозрительного не обнаружил.
— Чего не поделили, мужики? — весело спросил он.
Некоторое время мы молчали, провожая Жилина взглядом: он прошел к своей кровати, сел, откинувшись к стене, усмехнулся.
— А ну отвечай, — сказал я, — не брал парабеллум?
— Что-о? — Жилин выпрямился. Спустя мгновение с расстановкой произнес: — По-нят-но.
— Есть такое подозрение, — поддержал меня Волков.
Жилин встал.
— Я уже давно сообразил, мужики, еще когда только пришел сюда: если случится что в этой комнате, я буду виноватый. Вы тут одна шайка-лейка, а я человек новый. Вам, я это сразу приметил, Семка Жилин не ко двору пришелся. Но что поделаешь, когда вы такие, а я такой.
«Правильно рассуждает, — решил я. — У него свои взгляды, у нас свои. И тут ничего не попишешь».
— Выходит, испарилась «пушка»? — в упор спросил Волков.
— Зачем испарилась? — Жилин посмотрел на Самарина. — Может, кто-нибудь из вас взял.
На виске лейтенанта затрепетала жилка.
— На что намекаешь?
— А чем ты лучше других? Один человек объяснил мне — и ты не без греха. — Жилин посмотрел на грудь лейтенанта — на то место, где должны были находиться ордена.
— Сволочь! — вырвалось у меня.
Жилин резко повернулся ко мне.
— Не обзывайся. Для тебя и Волкова лейтенант — авторитет… Да еще для Гермеса, а для меня он как все. Каждый из нас мог револьвер взять, а он и подавно, потому что вчера грозил — это все слышали: «Отберу!»
— Говори, Жилин, да не заговаривайся! — воскликнул Волков. — Самарин, как господь бог, вне подозрения.
— Это я так, к слову, — сказал Жилин. — А может, мужики, револьвер кто-то чужой уволок.
— Чепуха! Кто, кроме…
— Погоди, — перебил меня Жилин. — Выслушай сперва, потом уж разевай рот… Окна-то у нас, мужики, целый день растворены. Так ведь?
— Так.
— А он, — Жилин перевел взгляд на Волкова, — только через них ходит. Дверь для него — не дверь… Скажи людям, Волков, утром небось обратно в окно выходил?
— Ну. — Волков кивнул.
— И когда с института шел, тоже в него?
— Ну. — Волков снова кивнул.
— Вот и донукался! Обокрасть нас — плевое дело. — Жилин демонстративно выдвинул из-под кровати чемодан. — Поглядеть надо — все ли цело.
Самарин посмотрел на Волкова, Волков на меня, я на Гермеса. Жилин рылся в чемодане.
— Все цело? — с подначкой спросил я.
— Бог миловал, — ответил Жилин. — Свои чемоданы проверьте, мужики, спокойней будет.