— Говорят, что кто сдаст лошадь в артель, тот освобождается от работы. Вот Иманбай сдаст свою Айсаралу и будет себе спать в холодке!..
— А те, кто имеют тягло, разве не должны сами работать?
— Молодежь говорит так, кажется! — неуверенно промолвил Мендирман. — У кого есть лошадь, тот сдает лошадь, у кого есть плуг, тот плуг, значит, сдаст. А у кого ничего нет, тот сам себя сдает! В артели все одно к одному должно быть, чтобы никому не обидно было. А тому, что всех жен и детей и весь скот запишут в списки, этому не верьте! Это вранье от начала до конца!..
Карымшак недовольно простонал:
— Дай бог, чтобы это было враньем… Тьфу, не приведи видеть глазами, а ведь рассказывают еще, что вышел такой закон, разрешающий отцам жениться на своих дочерях, это куда годится?! Пай, пай, пай, страшно даже становится!..
— Да, и этот слух тоже не издалека пришел, видать, — спокойно заметил Омер, — похоже, что утка вылетела из нашего аила!..
Карымшак не дал договорить Омеру, он оперся на рукоять камчи, исподлобья глянул на Мендирмана и сказал, как бы обращаясь ко всем:
— Ну, пора, буза выпита… хозяин уснул… надо садиться на лошадей!..
Мендирман тотчас же встал с места.
— Верно, посидели, и хватит… Кто много говорит, тот телка не уследит, телок высосет молоко, а за это получишь палкой по спине… Пошли, что будет, увидим в свое время…
Люди вышли из дома Иманбая и разошлись.
VI
После того как Сапарбай провел читку газеты, народ немного успокоился… Сегодня на выпивке бузы у Иманбая люди долго не расходились, занятые шумными разговорами. Опьяневший Иманбай уже спал, раскинув ноги, а бедная Бюбю, с самого рассвета не знавшая покоя, совершенно ослабев от усталости, сидела бледная, разбитая и молча ждала, когда наконец разойдется народ. «Быстрей бы кончилась эта проклятая буза, и хоть чуточку бы уснуть!» — думала она, безмолвствуя, как тень. Сама Бюбю хоть и была мастерица квасить бузу, но к питью губами не прикасалась. Стоило ей немного выпить, как потом целый день она страдала изжогой.
Сегодня Бюбю чувствовала себя особенно плохо. На дне кадочки уже почти не оставалось бузы, все разошлись, и только один Курман упорно не двигался с места:
— Там еще есть на дне, Бюбю… Не только мне, а таким, как я, пятерым Курманам хватит…
Он все же заставил ее наклонить кадку и нацедить еще одну чашку. Бюбю досадливо сказала:
— Осталось только надеть кадку на голову тебе: даже на закваску ничего не оставил…
Серое, землистое лицо Курмана оставалось бессмысленным. Он с трудом проговорил:
— О-а… Бю-бю… Наш И-имаке человек, любимый богом. — Курман медленно, через силу поднял руку, указывая на Иманбая. — С-смотри, а он сладко спит, а…
— Иди домой и тоже сладко спи…
Выйдя из дома сладко спящего Иманбая, Курман, с трудом передвигая ноги, брел по улице. Ему все было нипочем! И вот в таком блаженно-счастливом состоянии он вдруг увидел переезжающего через брод Самтыра, а с ним еще каких-то незнакомых людей.
Курман встрепенулся и, покачиваясь, осоловело уставился на всадников, которые показались ему людьми не из этого мира, а какими-то сказочными батырами. У одного он разглядел даже две головы. Курман поморгал глазами: среди всадников один немного походил на Самтыра. Он даже хотел окликнуть его и махнуть рукой.
— О-ой! — крикнул Курман, но голоса своего не услышал.
Всадники не обратили на него внимания, и Курману почему-то стало очень обидно за себя.
— Значит, вы без меня… Да?.. Ну ладно, посмотрим, как вы без меня обойдетесь… Стало быть, без меня, сами!.. — В носу у него защипало, и он вдруг заплакал.
Самтыр и его спутники еще не доехали до дома, а по аилу уже пронеслась весть:
— Самтыр приехал! И с ним какие-то незнакомые люди! Видать, большое начальство… У одного из них висит на луке седла кожаная сумка, такая, как у командира, приезжавшего в позапрошлом году. Она полна газетами, бумагами, а может, деньгами? Кто знает?.. Все дело, видать, в этой сумке!..
Обо всем этом первым обмолвился старик, гнавший домой коров, и тотчас же весть о приезде Самтыра полыхнула по аилу из одного края в другой. Переходя из одних уст в другие, она обрастала все новыми и новыми подробностями, и неудивительно, что часть из них была тут же вымышлена женщинами, которые стояли у дверей и все подмечали:
— Смотрите, среди них один походит на Самтыра… Хвосты их лошадей подвязаны… Да и едут быстро, видать, спешное дело… Ой, неспроста это!..
Вот уже третий час всадники не слезали с седел, лица, руки и ноги их окоченели от холода. Самтыр к тому же перед выездом не успел даже перекусить, и всю дорогу у него сосало под ложечкой. Чтобы не быть застигнутыми вечерней стужей, Самтыр поторапливал своих товарищей и сам пустил жеребца на весь мах, так что другим приходилось поспевать рысью. Когда они приехали, уже вечерело, и Самтыр, не заглядывая в контору, сразу же пригласил гостей к себе в дом.