— Сын, дай мне слово! — Старик дернул бородкой и, размахивая руками, горячо заговорил: — Народ, если бы мой сын увлек меня на плохое дело, я бы не пошел. Я не буду оставаться в стороне от того, что делается по справедливым законам советской власти. Что сказано сыном, то верно, — запишите меня в свой список!
— Добро, Сапаш, оказывается, давно уже сагитировал своего старика! — ехидно засмеялся Султан. — Добро, добро… Если бы и меня заранее агитировали, то и я бы, может, сейчас записался… Но я еще подожду…
Соке, не вставая с места, горячо заговорил:
— Ой, негодный Султан, можешь ждать сколько тебе угодно, от этого гора Орток не свалится. Если Саякбая, по-твоему, сагитировал сын, то вот у меня и сына нет, но я записываюсь в список. Если все то, что пишут в газетах и что говорят приезжие начальники, — правда, то такому старику, как я, артель только к добру. Дорогой Сапаш, запиши меня и мою старуху!
Там, где сидели Касеин и его близкие, зашевелились, косой Абды вдруг вскинул руку и тут же ее опустил.
Сапарбай заметил это:
— Асан-уулу Абды, ты что хотел сказать?
Абды ответил с места:
— Не знаю: сказать или не сказать…
— Говорите, говорите! — ободрил его Канимет-уулу. — Что вы хотели сказать?
— Кто его знает, а может, еще… Ну, вот тут говорилось, что насилия нет… Ну хорошо, пусть будет так. Но среди нас есть еще и такие, которым не все понятно в этой затее, но нашлись и такие, которые сразу же спешат записаться, словно эта бумага сбежит, что ли, куда, а нам не позволяют расспросить и подумать, что к чему. Кто его знает, неясно что-то.
Расплывчатые, неопределенные слова прикинувшегося простаком косого Абды всколыхнули народ. Раздались крики:
— Правильно, неясно нам!
— Желаем спросить еще!
— Сперва дайте ответ, а потом за список хватайтесь!
— Так мы же давно ждем вашего слова. Что же вы не спрашиваете? — отвечал, надрываясь от крика, Сапарбай. — Давайте спрашивайте — и сейчас не поздно. Эй, Абды, ты что там мнешься или хочешь сказать что, так говори!
— Если разрешите…
— Сколько раз тебе разрешение давать, говори!
— А кто его знает… Еще ошибку допущу… Или что не так скажу…
— Эй, неладный Абды! — закричал Соке. — Что ты стонешь, а не говоришь, с каких пор ты стал таким? Когда дубинкой хватил по голове ни в чем не повинного Иманбая, тогда ты был «батыром», а теперь стонешь, мямлишь… Говори быстрей, если есть что говорить!..
Некоторые рассмеялись словам старика. Это подхлестнуло обидчивого Абды:
— У меня есть что говорить… Не пугайте, а вопрос такой: в коллективное хозяйство вступать разрешено только беднякам или же баи тоже имеют право?
— Об этом же говорилось, или ты не слышал?
— Слышать-то слышал, да только есть там непонятное место. Ведь не все баи вредны для народа? А некоторые разбогатели уже при советской власти, как быть им?
— И об этом тоже говорилось, — ответил Самтыр, привставая с места. — Есть такие, которые даже до последнего времени имели наемную силу… Вот они-то и попадут под раскулачивание…
Кто-то выкрикнул из толпы:
— Бай не заставлял батрака идти к нему в наем… Батрак сам ради своего живота шел к нему… Так при чем же тут бай?
— Бедняки вынуждены были идти к баю, они не имели ничего. Бая это не оправдывает. А почему? Потому что бай разбогател трудами бедняков, батраков…
Раздался нетерпеливый голос Касеина, до сих пор едва сдерживающего себя:
— В советское же время было разрешено нанимать батраков по договору… Это было разрешено законом. Что будет теперь с ними?
Самтыр собрался уже ответить, но Канимет-уулу опередил его:
— Товарищи, в повестке дня нет вопроса о кулаках, поэтому есть предложение прекратить посторонние вопросы.
— Прекратить!
— Прекратить!
— Верно, сегодня давайте покончим с вопросом об артели!
Сапарбай обратился к народу:
— Кто за то, чтобы прекратить вопросы? Поднимите руку! — Руки подняли одни мужчины.
— Эй, женщины, а вы что сидите? Поднимайте руки! — закричал Мендирман. — Раз вы сидите на собрании, значит, имеете право голосовать!
Возле Сурмакан сидело несколько молодок. Они, как бы стыдясь старших, молчали, смотрели в землю, прикрывались платками. Сейчас некоторые из них испуганно и смущенно воскликнули: «Апей!», затем все они робко проголосовали, поднимая руки не выше ушей.
— А почему остальные рук не поднимают? — не унимался Мендирман. — Что они у вас, заняты, что ли, может, каждая из вас перепелку держит в руках?