— А что, было бы неплохо! — подхватила Умсунай. — Лучше, конечно, если каждый род будет жить отдельной артелью. К чему нам тесниться с ними, если и прежде наши очаги никогда не горели рядом!
— Ты права, милая, я тоже так думаю!
События в аиле развивались так, что даже Соке, который не примыкал ни к одной из сторон, теперь склонялся к тому, что двум родам не следует быть в одной артели. Словом, он считал, что если бы власти позволили жить порознь, то это было бы лучше всего. Да и не только Соке, но и многие активисты клонили к этому. Аил вдруг сразу завозился, как пчелиный улей. В каждой семье взрослые мужчины садились на лошадей и, разъезжая по аилу, собирались в отдельные родовые группы. Самые отчаянные, жаждущие скандала, уже сейчас гарцевали на горячих конях, возбужденно крича:
— Не желаем смешивать свое добро с теми, с которыми никогда не смешивалась наша кровь!
Калпакбаев решил, что все это дело рук его врагов: «Знаю, это враждебная агитация апартунуса! Я сдам его в ГПУ, пусть там примут меры!»
Сразу же после того, как Сапарбая заперли в подвале, по аилу пронесся слух: «Сапарбая признали кулаком и заперли в подвале. Теперь не только баи, но и бедняки, выступающие против коллективизации, будут считаться кулаками. И зачем только он, бедный малый, связался с этим уполдомочем, теперь его угонят в ссылку!»
Первым в семье об аресте Сапарбая узнал отец. Чтобы не испугать насмерть старуху, Саякбай не сказал ей ни слова, а сам тайком отправился в школу к невестке. Зайна, только что окончив уроки, вышла из класса и заметила в углу коридора понурившегося свекра. Она догадалась: произошло что-то страшное с мужем. Глаза ее затуманились слезами, но она постаралась подойти к нему твердой походкой:
— Что вы стоите здесь, ата? Идите домой. Мать ведь одна осталась…
Саякбай тихо ответил:
— Я побоялся, что она не выдержит, и скрыл от нее, ничего не сказал.
— И не надо. Идите домой.
— Доченька, говорят, что Сапаша угонят!..
— Не бойтесь! Идите пока…
Саякбай, стесняясь надоедать невестке, вышел из школы и неохотно направился домой.
А Зайна пошла в аилсовет. Решительно дернув дверь, она сразу же резко спросила Самтыра:
— Вы, товарищ, если не ошибаюсь, временный председатель нашего аилсовета? Значит, без вашего ведома здесь никто, кто бы он ни был, не имеет права своевольничать!
Самтыр от неожиданности растерялся и робко поглядывал на Калпакбаева. Даже Шарше не нашелся, что сказать, а сидевший тут же Саадат неуверенно попросил:
— Потише, сестрица, потише!
Зайна, не обращая на него внимания, продолжала наседать на Самтыра:
— Вы не прячьте глаза! Вы теперь не забитый пастух, а глава местной власти. И кто бы мог подумать, что при вас моего Сапаша посадят в подвал…
— Я не сажал его! — виновато ответил Самтыр.
Тряхнув головой, Калпакбаев бросил на нее взгляд исподлобья:
— Я посадил его! Этого еще мало смутьяну-апартунусу!
— Вы лжете, Сапаш не апартунус!
— Что-о! — удивился Калпакбаев. — А кто вы такая? И за кого вы вступаетесь?
Зайна смело рванулась к нему:
— Я красный учитель! И я защищаю своего мужа!
— Ихи, красный учитель? — с издевкой ухмыльнулся Калпакбаев. — Вы защищаете своего мужа? — И стукнул кулаком по столу. — Не имеете права защищать врага!
Голос Зайны задрожал от слез:
— Сапаш не враг… Я буду защищать его, и не только защищать, а дойду со своей жалобой до Москвы!
Она с силой хлопнула дверью и ушла.
Ошеломленный уполномоченный чуть было не закричал: «Гнать ее, смутьянку, из школы!», но вовремя сдержался и окинул сидящих уничтожающим взглядом.
— Вы слышали? До самой Москвы, говорит, дойду… Но меня не проведете, знаю, тут она не одна… Сами умышленно подсылаете таких, а потом сидите, как воды в рот набрали! Саботаж! Пока вас всех не пересажаешь, дело, видать, не пойдет.
Хотя он и грозился для виду, но сам крепко перетрусил. В этот раз он остерегся кричать и разносить активистов. «Может быть, я сам допустил в чем ошибку? Если она начнет всюду жаловаться, то потом скандалов не оберешься», — подумал он.
— Ладно! Не будем связываться с глупыми людьми, это может помешать нашей работе! — с наигранным великодушием сказал Калпакбаев. — Айда, товарищ Борукчиев, выпусти из подвала апартунуса! Но только предупреди его, пусть он лучше признает свои ошибки! И если он второй раз будет мешать нам проводить линию партии, то дело его будет передано прямо в райком!
К вечеру Сапарбая выпустили из подвала, но, вопреки ожиданиям Калпакбаева, он не отказался от своих взглядов и не стал раскаиваться. Не отряхнув даже пыли с одежды и свисающей с шапки паутины, Сапарбай явился прямо в аилсовет. Бледный, со сверкающими гневом глазами и нервно подергивающимися ноздрями, он смело подошел к Калпакбаеву и в упор уставился на него пронизывающим взглядом.