Сапарбай, довольный женой, улыбнулся:
— Ну вот, Зайнаш, а мать не верит мне…
После этого мать немного успокоилась:
— Ах ты, негодник эдакий, чтоб род твой умножился! А я-то боялась. Но послушайте, дети мои, если вы жалеете свою мать, то никогда никому не причиняйте зла! — Бермет с мольбой глянула на сына. — Ты обещаешь, сын мой? Если даже тебе и сделают недоброе, ты не мсти таким людям… Бог с ними! Главное, чтобы сам был честен, а злые языки поговорят, поговорят, да и оставят…
Сегодня, когда Сапарбай сел на лошадь и поехал по аилу, озабоченная мать несколько раз подходила к его столу. Черновики Сапарбая, после того как он переписал докладную начисто, проверив ошибки и сократив, остались вложенными под переплет книги. Мать подходила к столу и думала: «Правду они говорят или так — успокаивают меня?» Она робко провела шершавой ладонью по столу, будто бы смахнула пыль. «Что делать? Если возьму да упрячу куда-нибудь подальше его бумаги, может, он тогда перестанет враждовать с Калпакбаевым?»
И мать начала искать ту тетрадку, которую она давно уже приметила. Это была тетрадь, обложка которой напоминала цвет неба и один уголок был надорван. Нашла она тетрадь в стопке книг и обрадовалась: «Ну вот! Пусть теперь хоть плачет и умоляет, все равно уж не верну, спрячу на дно сундука. Посмотрю, что он теперь будет делать!»
А Сапарбай в это время, прыгая по притоптанным и подсохшим следам в грязи, подходил к аилсовету. Сегодня он был в хорошем настроении.
Его приход был для Самтыра и Осмона неожиданным. В отсутствие Калпакбаева они, кажется, наконец впервые за последнее время могли спокойно и мирно беседовать между собой.
— Салам алейкум, мырзы! — приветствовал их Сапарбай.
Вместо того чтобы ответить на приветствие, Самтыр и Осмон радостно вытаращили глаза и оба засмеялись.
— Что же вы не здороваетесь? — спросил Сапарбай. — Или боитесь, что мой «салам» тоже апартунус?
Самтыр, виновато посмеиваясь, поскреб в затылке:
— Давай не будем об этом, Сапаш! Ну его, осточертело!
— Верно, говори о чем угодно, только не напоминай об этом! — сказал Осмон.
— Почему, ведь меня обвиняют, а не вас! — ответил Сапарбай.
В это время дверь резко отворилась и в комнату ворвался Матай. Он сразу же бестолково закричал:
— Ой, аксакалы, я скоро помру! Ни одной ночи не удается спокойно полежать возле жены… С ночи сажусь на лошадь и весь день болтаюсь в седле, а работе все нет и нет конца!
Самтыр хмуро перебил его:
— Что, не застал их дома?
— Да кого можно застать в это время дома? Но все же нашел их…
Не успел исполнитель досказать, кого это он нашел, как вошел Бердибай, а за ним и Киизбай. Они вошли молча, не поздоровавшись. Так же холодно встретили их и сидевшие в комнате.
Бердибай приткнулся к правой стороне косяка, а Киизбай даже не сел. Он стоял с обвислыми длинными руками, пожевывая губы. Обидно было баю стоять перед своим прежним батраком.
Самтыр сперва обратился к Бердибаю:
— Вы получали повестку, аксакал?
Бердибай не успел еще раскрыть рта, как исполнитель ревностно выкрикнул:
— Получал! Я сам вручал повестки всем кулакам.
— Ну, получал, — глухо пробубнил Бердибай, — но только дело на этом было прекращено…
— Как прекращено?
— А уж как, ты это сам должен знать, сынок, — ответил Бердибай на этот раз громче. — Ваш самый большой начальник сам сказал, чтобы я ничего не платил, потому что у вас, стало быть, вышла ошибка. Он говорил, что постановление пересмотрят…
Самтыр негромко сказал:
— Он нам ничего не говорил, а мы не можем верить на слово.
— Ну пусть приедет. Он небось не откажется от своих слов… А если это нужно, так и подпись его принесу…
Самтыр глянул на Киизбая:
— Ну а вы, Кике, выполнили?
Киизбай усиленно засопел, откинул полу шубы и достал из внутреннего кармана мешочек. Он достал оттуда бумажку, сложенную вчетверо, и бросил ее на стол Самтыру. Это была повестка. На одном краю ее стояла собственноручная резолюция Калпакбаева. Он писал:
«Я считаю, что Кебекбаев Киизбай ошибочно обложен твердым заданием, потому что гражданин Киизбай весь свой крупный и мелкий скот добровольно роздал беднякам аила. А также он добровольно подал заявление о вступлении в члены артели. Дело этого товарища надо вновь пересмотреть на собрании.
Прочитав резолюцию, Самтыр не знал, что и сказать.
Киизбай простонал:
— Слава богу, кажется, я начисто освобожден от задания. Наши куцехвостые активисты чуть было душу из меня не вымотали, но большое начальство всегда по справедливости разбирается. Спасибо Калпакбаеву, дай бог ему долгой жизни!