— Это клевета! Я буду писать в газету!
Когда Калпакбаев, тяжело дыша, опустился на стул, Исак в упор глянул ему в лицо:
— Прежде чем бить себя в грудь, надо уметь ответить за свои проступки! Какое вы имеете право называть ложью сказанные здесь слова? Разве не вы распространили враждебный слух, что того, кто не вступит в артель, лишат земли, воды, скота, а самого выгонят в горы пастись на траве? Этим самым вы посеяли смятение среди народа. А как вы составляли списки? Ведь вы составляли их насильственно, записывали туда не только души и скот, но всю домашнюю утварь, вплоть до кошм и поварешек! Я думаю, вы не станете это отрицать?
— Да! Я не только не отрицаю, но и горжусь этим! Учет — основа сатсиала. Об этом говорил Ульянов-Ленин!
— Конечно! — неуверенно проговорил Исак. «Кажется, он правильно говорит?» — подумал он. — Но как вы объясните отмену вами твердого налогового задания на самого крупнейшего в аиле бая Киизбая, самого лютого классового врага, с которым мы должны безжалостно бороться?!
Калпакбаев вызывающе поднял голову:
— И будем бороться!
— Товарищи! Несколько слов о секретаре местной партячейки. Товарищ Дубанаев Самтыр не проявил твердой партийной принципиальности. Он полностью попал под влияние Калпакбаева и беспрекословно выполнял все его задания. Ну, а о батрачкоме Борукчиеве Шарше и говорить не приходится. Он просто был дубинкой в руках Калпакбаева и одним из тех самых ревностных головотяпов, которые вместе с шапкой отрывают и голову. Хорошо, скажем, такие, как Самтыр и Шарше, оказались пособниками неправильных действий Калпакбаева в силу недостаточной политической зрелости. А вот такой, казалось бы, сознательный, передовой и политически грамотный коммунист, как Саякбаев Сапарбай, вместо того чтобы сплотить вокруг себя партийных и беспартийных активистов аила и обрушиться на головотяпство Калпакбаева, оторвался от массы, превратился в борца-одиночку… В этом его ошибка…
— И добавим сюда еще то, — прервал Исака Каниметов, — что мы сами во многом повинны, передоверив всю работу в аиле одному Калпакбаеву!
— Согласен, товарищ Каниметов! Прежде всего вина лежит на мне. В исполкоме Калпакбаев работает вот уже почти год, а я до сих пор поверхностно контролировал его работу. Признаю.
— Товарищи члены бюро, — сказал в заключение Исак. — Ответственный уполномоченный Калпакбаев Сейдалы в погоне за личной славой и карьерой встал на путь зазнайства, самоуправства и самовластия. И я считаю, что в проведении коллективизации в аиле Калпакбаев допустил подрыв авторитета партии, извратил генеральную линию политики партии и правительства в деревне. А поэтому я прошу членов бюро применить к Калпакбаеву самое строгое наказание, вплоть до снятия с работы и исключения из рядов партии. Во-вторых, прошу вынести предупреждение товарищу Дубанаеву Самтыру за проявленные беспринципность и политическую слепоту. Он должен честно признать свои ошибки и в дальнейшем не допускать их!
После Исака слово взял Медетбеков — заведующий орготделом волостного комитета партии. Это был среднего роста, полный, смуглолицый человек, с невозмутимым, спокойным до крайности характером. На правом глазу у него возле глазного яблока было небольшое, величиной с просинку, черное пятнышко. Знающие люди говорили о нем: «Стелет-то он мягко, но спать жестко». Сейчас он говорил осторожно, плавным голосом:
— После товарища Термечикова мне почти не о чем говорить. Могу лишь немного добавить. Когда мы находились в аиле в качестве комиссии, нас поразила одна странная особенность. Казалось, что мы попали не в аил, где народ готовится вступать на путь новой коллективной жизни, а в аил старого, темного времени. Ни из чьих уст мы не слышали слов уверенности и надежды. Люди предпочитали отмалчиваться, и если уж вызывались на откровенные разговоры, то обычно недовольно бормотали: «Спасибо начальству — уполдомочу Калпакбаеву! И откуда только вы его раскопали? Не знаем, неужели такими должны быть представители советской власти, или к нам прислали пещерного хана, оставшегося от старых времен? Кто его знает, прав он или нет, а только всполошил весь аил, как осенний вихрь!»
Калпакбаев ехидно спросил:
— Если я хан, то, наверное, уж бросил в зиндан кого-нибудь?
Медетбеков спокойно ухмыльнулся:
— Если бы только в зиндан, то это еще ничего! Говорить обо всем, что мы увидели в аиле, здесь просто нет времени. И, по-моему, об этом достаточно сказано в объяснительной записке комиссии. И все-таки я не могу воздержаться, чтобы не привести здесь одну песенку. Ее нам спел шестилетний малыш. Взрослые, не посмели сами и, как бы ради шутки, заставили спеть ребятишек.