— А если так, то тебе тут нечего шататься! Давай иди подобру-поздорову!
Будто шум воды под кручей, приглушенным бубнящим рокотом доносились разговоры из-за окна. Иногда прорывались отдельные фразы:
— А уместно ли будет говорить об этом народу? Мы окончательно лишимся тогда доверия!..
— Ну да, скажут, а где вы были в это время?..
Люди жадно напрягали слух и не расходились в надежде услышать еще что-нибудь важное. К тому же со вчерашнего дня пошла молва, что артель выдумали активисты, дерущиеся за власть. Если дать им волю, то они непременно соберут для общего пользования всех лучших, красивых молодок. Вскоре должно быть собрание, и тогда открыто объявят народу об этом решении. Так что если будут сзывать на собрание, то лучше сговориться всем и не идти. А будут допрашивать, всем отвечать одно: «Не желаем артели!» Советская власть не позволит насильничать над народом.
Слух этот распространился с поразительной быстротой. Женщины, забегая к соседям за ситом или ведром, возбужденно судачили. Между ними происходил примерно такой разговор:
— Ох, милая, болезная, ты слышала новость? Сказывали, что болуш-джигит Саадат говорил, чтобы все разбирали свой скот и быстрей укочевывали в горы!
— Эх, если бы это так! Но болуш-джигит давно уже не у дел!
— Ну, к чему так говорить, джене! У него на роду написано быть повелителем, это у него от отцов идет… Бог даст, он и сейчас уже почти решает дела…
На следующий день после закрытого партийного собрания по аилу суматошно носился Матай на своем неизменном куцехвостом карем меринке. Кого бы он ни встретил: большого или малого, у какого бы дома ни остановился — все время выкрикивал отрывистым, лающим голосом:
— Эй, народ, шевелись! Начальство приказало собираться всем у канцелярии. Вместо Калпакбаева теперь приехал Термечиков. Он будет проводить общее собрание… Чтобы никто не оставался дома! Все до единого собирайтесь, и мужчины и женщины!
Ошарашенные его криком, люди растерянно спрашивали:
— А что за собрание? О чем там будут говорить?
Исполнитель на это уже на ходу раздраженно отвечал:
— Вот пойдете и узнаете, какое собрание! Все собирайтесь, чтобы ни одна душа не оставалась дома! Кажется, будут снова говорить об артели! — И потом, замечая нежелание на лицах людей, припугивал их для острастки, чтобы не пришлось собирать второй раз: — Кто не явится на собрание, с того штраф по пять теньге! Слушайте это и правым и левым ухом.
Может быть, народ и пришел бы на это собрание, но предупреждение исполнителя «о штрафе» испортило все дело: явились только некоторые бедняки. Ждали почти до самого вечера, но народ так и не шел. Это было странно. Те люди, которые охотно приходили на собрания по первому зову, теперь попрятались по домам или же разбрелись по окрестностям. «Не до собрания мне, за скотиной присмотреть некогда!» — недовольно ворчали хозяева и, оседлав коней, разъезжались по горам и лощинам. Если уж мужчины поступали так, то женщины тем более: они-то чего стоят без мужчин. Если бы женщинам всем вместе, гуртом податься, то это еще так-сяк, но даже признанная заводила Сурмакан, которая с таким рвением скликала соседушек в гости или на поминки, сегодня сидела дома, охая после побоев мужа. В тот памятный день, когда Султан повздорил с Абды и они подрались, Абды бросил ему прямо в лицо: «Ты что лезешь, дурак? Если ты такой храбрый, то уйми сначала свою шлюху! Чья она жена: твоя или Калпакбаева, не поймешь! Стыдно за тебя!» Эти слова огнем прожгли душу Султана. Грозный, вне себя от ярости и гнева, явился он домой и с порога же набросился на жену:
— Ты что, дрянь продажная, решила опозорить меня в глазах всего аила? Почему я должен слушать из-за тебя упреки и издевательства, а?
Сурмакан сперва было возмутилась, но, вспомнив свои грешки и камчу Султана, мигом прикинулась невинной, всепрощающей женой. Она игриво вздернула брови и, поводя обольстительными бедрами, шутливо ответила:
— Да что с тобой, беркут ты мой? Вот уже стоит тебе отлучиться из дома хоть на день, и ты так скучаешь, что мне даже боязно! Ну, ну! Ну, что ты, милый… Или ты сердишься, или ты встревожен чем, ну приласкай же, вижу по глазам — сердце-то у тебя тает! Ах ты, мой сокол ясный! Да на кого я могу променять тебя, никто из мужчин и в подметки тебе не годится… Только вот ты сам частенько заглядываешься на чужих жен, а когда тебе ничего не удается, так ты вспоминаешь обо мне… Знаю, знаю я тебя, беркут ты мой!..
Однако уловка хитрой молодки не удалась, не смогла она в этот раз смягчить мужа. Султан разъярился еще больше. Он мигом навернул на левую руку толстые черные косы Сурмакан и, повалив жену на землю, принялся избивать ее камчой, злобно приговаривая: