Курман с горечью промолвил:
— Так уже и даст нам свести счеты доброотряд, у которого весь аил за спиной!
— А мне дела нет до доброотряда! — уверенно заявил Саадат. — Я буду сводить счеты с Сапарбаем и голодраным Шарше. Чего только ни сделали они мне! Чего только ни сделали!.. Вчера этот бешеный пес Шарше наехал лошадью на мою старую мать. — Саадат задохнулся от прилива злобы, потом, отдышавшись, добавил: — Думаешь, Шарше это своим умом делает? Нет, Сапарбай его науськивает, это я точно знаю! Ну, попадутся они мне в руки, задушу, как щенят… Не оставлю в живых. А потом пусть что хотят, то и делают со мной.
Курман ничего не отвечал.
— Я тоже кое-что знаю! — внушительно произнес Саадат. — Доброотрядом меня не пугай. У начальника Сапарбая — ружье тридцать второго калибра, а у остальных так себе, ружьишки для потехи.
— Дело-то не в ружьишках, — проговорил Курман, — а в том, что мы, аильчане, скоро будем стрелять друг в друга.
Саадат злорадно ответил на это:
— Я, что ли, это выдумал? Я, что ли, трогал их, нет, они сами начали борьбу! Ты это сам знаешь, Курман. И мой тебе совет, возьми себя в руки, не давай волю малодушию. Думаешь, кто поймет тебя там? Кроме наказания, никакого добра от них не дождешься! Нам нечего терять. Скоро уведем семьи из аила и потом махнем через перевал. А до этого надо во что бы то ни стало прикончить этих собак.
Саадат помолчал, думая о чем-то.
— Мурата не удалось встретить, — сказал он немного спустя, — ты передай ему, пусть он выманит Сапарбая. Сапарбай ему доверяет. Пусть он пригласит его в гости. А остальное вас не касается, я сам расправлюсь.
Курман, казалось, колебался, поэтому Саадат сурово и внушительно промолвил:
— Я поручаю это тебе во имя нашей общей клятвы, во имя наших предков! Ты должен сделать это! Это твой долг! А теперь чтобы ни душа не знала о нашем приезде, ясно?
Саадат свистнул. Только теперь заметил Курман на краю пашни группу верховых. Они последовали за Саадатом в горы.
Курман смотрел им вслед до тех пор, пока они не исчезли в темноте. Вернувшись на свое место, Курман не застал Самата.
— Самат! Эй, Самат, где ты? — окликнул он его.
— Что? — робко ответил кто-то поодаль. Курман пошел туда и увидел Самата, забившегося под куст.
— Ты, оказывается, проснулся, Самат! — сказал Курман, стараясь быть спокойным.
— А кто были эти, а? — со страхом спросил паренек.
— Да это из отряда! — уверенно ответил Курман и, посмеиваясь, прибавил: — А ты думал кто?
— Да кто его знает! — простосердечно признался Самат. — Проснулся вдруг, гляжу, а тебя нет рядом. Перепугался я…
Курман, все так же снисходительно посмеиваясь, успокоил его:
— Мальчишка ты еще, чего бояться-то? Волк боится человека, барс тоже сам не полезет, а в случае чего… я-то ведь был неподалеку.
Все еще не придя в себя от страха, Самат ответил:
— А кто его знает, только я хотел было бежать, как что-то клацнуло за спиной. Перепугался я, смотрю, кто-то показался на серой лошади.
— А ты на кого подумал? — беспокойно спросил Курман.
— Откуда мне знать! Я с перепугу бросился лицом на землю и не шевелился.
— Ну, а что же ты еще видел?
— Да видел, как вы пошли в ту сторону, и даже не боитесь… Я хотел было остановить вас, да голос пропал от страха.
— Стоило так пугаться! — снова улыбнулся, пряча тревогу, Курман.
Паренек задумчиво промолвил:
— Кто его знает… А вдруг, думаю, басмачи?
— Да откуда тут взяться басмачам, это доброотрядцы были.
— А зачем же они тогда винтовками клацают?
— Да это Сапарбай подшутить хотел надо мной. Если бы это были басмачи, то так бы и стали они со мной разговоры вести. Пристукнули бы, и айда в горы!
Самат с подозрением заметил:
— Так ведь вы сами скрываетесь от Сапарбая?
«Ух ты, негодяй! — подумал Курман. — Теперешние мальчишки все знают, не проведешь!» Чтобы успокоить Самата, Курман, доверительно посмеиваясь, сообщил ему:
— Мы с Сапарбаем поссорились было, это правда. Но не целый же год дуться нам друг на друга! Как-никак, мы друзья с ним, прощаем друг другу.
— А, ну вот то-то! — промолвил успокоенный Самат.
— Мальчишка ты еще!
— А разве должны доброотрядцы шутить винтовкой! Да еще сразу на человека целит!
— Ну ладно, оставим это, Самат. Если боишься, иди, лошади пока останутся одни… ничего.
— А вы куда?
— Я… Это тебе не надо знать.