Школьники дружно подхватили:
— Уро-оо!
Иманбай встал и, резко откинув назад полы своей шубы, воскликнул:
— Товарищи! Пусть также здравствует и сын Бекбоо, который вышел из батраков, стал большим ачендиком и сегодня сказал речь перед нами!
Иманбай засуетился, сел, некоторые похлопали ему.
Нетерпеливо ерзавший на своем месте Шарше встал и поднял руку:
— Я хочу сказать слово!
— Это потом, — ответил сын Бекбоо. — Сперва задавайте вопросы.
— У меня тоже вопрос, — сказал Шарше и, шурша кожаными брюками, вышел вперед.
— Вопрос можешь задать, — ответил сын Бекбоо.
— Товарищ сын Бекбоо, я хочу спросить — выходили когда-нибудь газеты и книги на киргизском языке? Если не выходили, почему? Раньше киргизы не умели ни читать, ни писать, оставались в невежестве и темноте потому, что они жили в высоких, непроходимых горах. Да еще их обманывали хитрецы-муллы, которые говорили, что мусульманину не подобает учиться. Мол, и дом, и знания мусульманина — на том свете, а здесь он лишь гость. Эти лжецы говорили, что каждого киргиза ждет в раю девушка-ангел.
— Товарищ Шарше! — Саадат не выдержал и, вскочив с места, перебил старика. — Ты хотел задать вопрос, а сам выступаешь с речью. Хватит, подожди! — Он обратился к собранию: — У кого есть вопросы к докладчику?
Чакибаш, бедняк с кудрявой черной бородой, поднял руку:
— Вот, например, мне можно спросить одно слово?
— Можно, можно, спрашивайте, — ответил сын Бекбоо.
— Пример, например, у меня есть жалоба в газету. Здесь все знают меня. Я бедняк, у меня одна кляча и рваная шуба. Жена умерла больше года назад. У меня самого болят руки и ноги. Имею пятерых детей, похлебку для них варю сам…
Карымшак крикнул с места:
— Ой, Чакибаш! Ты задаешь вопрос или высказываешь жалобу?
Чакибаш запнулся и, заикаясь, попросил собрание:
— Дорогие! Я прошу разрешить мне досказать мой вопрос!
— Ой, будь ты неладен со своей бородой! — вставил Соке. — Говори! Смелее говори!
Многие подбадривали Чакибаша:
— Чего боишься? Не робей, говори яснее!
— Пример, например, спасибо, дорогие! — продолжал Чакибаш, несколько осмелев. — Если я скажу свой вопрос яснее, получится так: огонь не может гореть без дров, так же мужчина не может прожить век без жены. Всем вам известно, когда умерла моя жена… Теперь я хочу обновить свою простыню… Хоть и не родную, но все же дети мои имели бы мать, которая варила бы им похлебку…
Все зашумели:
— Ой, кто же тебе не дает жениться?
— Не бойся. Никто тебя не заставит платить калым.
— Да, да, калыма теперь можешь не бояться.
— Возьми за руку какую-нибудь бедную, как сам, вдову и веди ее домой.
Некоторые начали смеяться.
— Тише, товарищи! — бросил Саадат со злостью. — Чакибаш тоже не вопрос задает, а держит речь. Есть предложение прекратить вопросы. Согласны?
— Пусть Чакибаш выскажется до конца! — возразил Шарше. — Нет такого закона, который запрещал бы бедняку говорить. Продолжай, Чакибаш!
— Говори, не бойся! — крикнул еще кто-то.
— Ой, дорогие мои! Оказывается, найти вдову и жениться на ней тоже нелегко. Прошлой весной, когда пробилась первая травка и родились первые ягнята, я поехал в тескейскую сторону. Там я нашел одну вдову. Поговорил с ней. Слава аллаху, она показалась мне неплохой женщиной. Я подумал, что с ней будет хорошо моим сироткам. И вот эта вдова говорит: «Я не против соединить свой очаг с вашим. Но вы не должны забывать про обычаи. Пусть отец мой не останется с пустыми руками, и молоко матери не проклянет меня». Послушавшись вдовы, я отдал ее родителям свою единственную лошадь. Мой будущий тесть тихий, смирный человек, но сын его оказался картежником и пьяницей. Вот он-то и говорит мне: «Твой родич Карымшак взял у меня много лекарственного опия, обещал за него четырехлетнего коня. Прошло два года, а я так и не получил этого коня. Поезжай к своему родичу, приведи лошадь или верни столько же опия, сколько он брал. Иначе ты не получишь не только жену, но и свою лошадь». Так и сказал. Пришлось мне вернуться пешком. Дорогие мои! С тех пор я не раз говорил о своем горе и Карымшаку, и самому болушу Саадату, но никто не внял моему слову. Такая несправедливость была во время царя Николая. А сейчас советская власть, она защищает бедняков. Вот и газету она нам прислала. Как же я в такое время расстанусь со своей единственной лошадью? Дорогие мои, вопрос мой к вам такой: если можно, мою жалобу сообщите в газету «Эркин Тоо». Бог благодарил бы газету за моих сирот. Да здравствует советская власть, понимающая горе бедняков и сирот, вытирающая их слезы!