«Верно, — лениво думал Осмон. — Почему мы должны делать все, как велит Саадат, следовать за ним, как его тени? Правда, он окончил курсы в Алма-Ате, но не очень-то далеко ушел от нас».
— Подумай, Осоке! — продолжал Сапарбай. — Все ли из того, что мы с тобой делали до сих пор, мы делали законно? Нет, не все. Мы поддерживали аксакалов и аткаминеров, иногда сами были зачинщиками родовых распрей, часто нарушали устав комсомола. Вспомни, как мы на горе Орток вчетвером сочиняли протоколы, принимали решения и выдавали их за документы, одобренные общим собранием. Я не могу себе простить избиение ни в чем не повинного Джакыпа. Кто, как не мы, поддерживали антинародный клич батырбековского рода?
— Нам приказывал сам Саадат, — возразил недоумевающий Осмон, — а он председатель аилсовета, глава советской власти в аиле, коммунист.
— В том-то и вся беда. Поводья в руках Саадата. Мы ему верили, а он тянул, куда ему выгодно. Что ни говори, а Саадат — внук крупнейшего богача нашей долины.
— Я не понимаю тебя. — Осмон не мог отвести глаз от острой макушки снежной горы, за которую упорно цеплялось небольшое облачко. — Ты говоришь, баи — наши враги. Почему же тогда государство дает возможность богачам вести свое хозяйство, обогащаться? Почему байского сына поставили председателем аилсовета?
Лицо Сапарбая приняло озабоченное выражение.
— Этого я сам не могу понять. Саадат еще не большой начальник. А что в округе делается? Сын крупного бая Бакас — начальник милиции. Разобраться в этом мы с тобой не в силах. Но что бы там ни было, теперь я буду верить только газете. Во вчерашнем номере напечатана очень хорошая статья. Послушай, что в ней сказано: «Прошло почти десятилетие со дня установления советской власти, но в наших аилах еще крепки аксакальство и адат. Пробравшиеся в ряды партии, комсомола представители бай-манапства всеми силами поддерживают пережитки старины. Немало бедняков находится под их влиянием». Если хочешь знать, эти слова как будто о нас с тобой написаны. Саадат — волчонок, а мы кто? Подумай, Осоке!
— Мы оказались ягнятами, которых можно гнать, куда угодно, — заключил Осмон.
— Да что говорить! Мне стыдно! — Сапарбай махнул рукой.
— А может быть, мы сейчас ошибаемся? — спросил Осмон.
— Нет, Саадат нам не товарищ! — горячо убеждал Сапарбай.
— Как же нам быть? Совсем порвать с Саадатом?
— Нет, Осмон. Это нелегко. До сих пор мы были самыми близкими его друзьями, обо всем советовались с ним и ничего не делали без него. Сам знаешь, Саадат очень мстительный человек. Он будет преследовать и может погубить нас, если мы останемся одни без всякой поддержки.
— Ты прав, — ответил Осмон.
По земле поползли клочковатые тени редких облаков, с гор потянуло свежестью. Откуда-то издали донеслась протяжная песня. Карий четырехлеток Сапарбая и вороной стригунок Осмона, с хрустом щипавшие траву, подняли головы, прислушиваясь. Прилетела сорока и села на круп стригунка, но тут же вспорхнула, заметив людей, и со стрекотом понеслась куда-то в небесную синь.
— Мы знаем проделки Саадата и скрывать их не имеем права, — сказал Сапарбай. — Надо написать в газету всю правду.
— Ты же сам сказал, что мы с ним много лет были близкими товарищами. Напишем в газету — и нам не поздоровится. Это палка о двух концах.
— Пускай один конец палки заденет наши головы, — уверенно заявил Сапарбай. — Мы поддерживали Саадата, не догадываясь, куда он гнет. Мы комсомольцы и должны смотреть правде в глаза. Понимаешь?
— Но ведь могут найтись такие, которые обвинят нас и скажут: «А вы где были? Куда вы смотрели?»
— Ну и что ж! «Кто не знает, тот глотает яд, приняв его за мед» — говорится в пословице. С нами было то же. Только боюсь за Курмана. Этот упрямец считает Саадата чуть ли не пророком. Пусть поступает, как хочет. Когда-нибудь поймет.
— Слушай, Сапарбай, а если мы не станем писать в газету, а просто отделимся от Саадата и пойдем своей дорогой? Как ты думаешь?
— Нет, Осмон, по-моему, так не годится. Надо быть честными, признать свои ошибки. — Сапарбай пригнулся к Осмону и, точно кто мог услышать его, шепотом предупредил: — Смотри, чтобы Саадат как-нибудь не узнал о нашем разговоре!