Магазины и лавки торгашей спекулянтов и кулаков длинными рядами тянулись через весь базар. Хозяева бойко зазывали покупателей:
— Эй, эй, заходите, киргизские баи! Есть андижанский белый шелк, маргеланские леденцы. Все дешево. Эй, эй! Заходите!
— Заходите, баи! Все у нас найдете, что душе угодно. Для молодой жены, для дочери-невесты можете купить бархат, парчу, что хотите? У нас товар на три копейки дешевле, чем у других! Не зайдете, пожалеете!
Торговля шла бойко, базар был полон спекулянтов, барышников и так называемых посредников, которые были готовы продать честь и совесть, только бы выгадать лишнюю копейку. Каждый старался перехитрить другого, перехватить покупателя у конкурента, и девизом их было извечное правило всех торгашей: «Не обманешь — не продашь». Молодой парень, делающий первые робкие шаги на пути, полном борьбы, почувствовал себя в городе неуверенно, как птенец, впервые пустившийся в полет. Пока он очень смутно представлял свою цель и место в жизни. Ему хотелось поучиться в городе, набраться знаний, чтобы не давать больше Саадату обманывать бедняков. Но Сапарбай еще не совсем понимал, что Саадат — непримиримый классовый враг, у которого, как говорит народ, иной корень и стан. Нелегко было Сапарбаю, выросшему в аиле, мало видевшему жизнь, разобраться, кто его враг, а кто друг. Царь был свергнут, его вельможи и чиновники — стерты с лица земли, сорваны были погоны с царских генералов, разгромлены их армии. Баи и манапы уже не могли, как прежде, свистеть плетью над головами бедняков и батраков. Аткаминеры, подобные Киизбаю, Досумбеку, Карымшаку, торгаши, кулаки и спекулянты, встретившиеся сегодня в городе, казалось, долго еще будут благоденствовать. Советская власть предоставляла им право жить, если они не нарушали законов. Их дети обучались в советских школах, родственники, друзья, иногда даже они сами работали в советских учреждениях. Сапарбай не знал, как надо к ним относиться. Он был честен, добр и доверчив. Ему хотелось служить людям и делать им добро. Сапарбай понял только, что для этого надо много учиться.
Но, решив поехать в город зимой, Сапарбай не подумал, что в учебные заведения обычно принимают с осени. Правда, в те времена и зимой создавались разные курсы, но Сапарбаю не повезло. Раньше двери школы союз кошчу были круглый год открыты для детей бедняков и батраков. Туда их принимали даже после начала учебного года. Но с прошлой осени там ввели строгие порядки. И еще одна трудность встала перед Сапарбаем. Он работал секретарем аилсовета и не имел права уехать в город самовольно. Сапарбай все-таки умел читать и писать, а такие люди очень нужны были в аилах. Вот он и боялся, что ему предложат немедленно ехать обратно. Больше всего Сапарбай надеялся на Исака Термечикова и поэтому пошел сразу в окружной комитет партии. Термечиков выехал в аил по важному делу. Это сильно огорчило парня. Он сидел в приемной и, глядя на стенные часы, думал: «Черт возьми, куплю такие же часы и повешу в аилсовете прямо перед собой». Молодая секретарша часто заходила в кабинет и выходила оттуда. Она показалась Сапарбаю очень красивой.
— Напрасно ждете, товарищ. Термечиков сегодня не вернется, — сказала девушка.
Базар был в полном разгаре, когда Сапарбай привел туда свою гнедую трехлетку. Съехалось немало киргизов, но многие из них были не искушены в торговле. Этим ловко пользовались пронырливые посредники. Сапарбай решил сам продать своего коня. Лошадь его была справная, стройная. Как только она появилась на базаре, многие обратили на нее внимание.
— Э-э, паренек, сколько хочешь за жеребенка? — спросил хриповатым басом толстый узбек, взяв за повод гнедого.
Сапарбай обиделся, что его назвали пареньком, а трехлетку жеребенком и, бросив на толстяка гневный взгляд, ответил:
— Не продаю!
Но толстяка это нисколько не смутило. Он спокойно повторил:
— Э, паренек, сколько просишь за жеребенка? Он больше семи рублей не стоит.
— Чего вы пристали ко мне? Сказал, не продаю! — Сапарбай резко вырвал повод из рук толстяка.
Тот оставался все так же невозмутим и спокойно прикидывал: «Если отвезти его в Андижан, там дадут не меньше сорока пяти рублей». Прикинув, сколько можно заработать на этой лошади, толстяк предложил Сапарбаю:
— Э, сынок, куплю за восемь рублей.
Но Сапарбай уже уводил своего гнедого.
— Не продам!
«Пока существуют все эти посредники, спекулянты и жулики, толку от торговли не будет», — подумал он.