Гюго злило, что решение этой проблемы затребовало столько усилий. Легче было бы убрать девушку. Приказать своим людям выкрасть ее и живьем закопать где-нибудь в лесу, но Арне узнал бы об этом и вновь превратился бы в бомбу с часовым механизмом. А так все складывалось более чем идеально. Если Арне возненавидит Клоди, он больше не будет ее искать и уже через пару месяцев Гюго заберет его и Ирен Ришар в Нью-Йорк, где они поженятся и останутся жить. Если же Клоди после того, как очнется, решит простить Арне и попытается сблизиться с ним, Арне не станет ее слушать, считая слова девушки ложью. Да, Гюго сделает все, чтобы Арне поверил в его слова, с каждым новым днем, все сильнее давя на его психику и разрушая все то, что было для его сына святым.
Гюго предстояло еще много работы. Состоянием девчонки он не интересовался, но, заплатив денег врачам, попросил переместить ее в частную поликлинику в каком-нибудь другом городе, чтобы до Арне не дошли слухи об аварии. Любая информация о ней в "Алтитюд" будет умалчиваться, контракт на дальнейшую работу расторгнут, а Гросье, ее агента, отправят работать в филиал "Алтитюд" находящийся в Марселе. Заплатив врачам еще денег, Гюго забрал себе телефон девчонки, чтобы позже, иметь возможность с него отправить сообщение Арне. Это будет еще одно кровоточащее ранение в груди парня.
Гюго морально уничтожит своего сына. Раз за разом, вонзая в его тело острые копья, он будет разрывать душу парня на мелкие клочки. Окунать ее в грязь, желая осквернить то, что Арне пытался оставить нетронутым и наслаждаться болью парня.
Арне это заслужил.
***
В полном мраке мне было страшно и тесно. Упираясь руками в невидимые стены, я беззвучно кричала, надрывая голос до хрипотцы и жжения в горле. Но меня никто не слышал и на помощь не пришел. Беспомощность и безграничное чувство одиночества. Холод, обволакивая меня длинными цепями, впивался в кожу острыми иглами и причинял адскую боль. Невыносимо плохо. Ужасно горестно.
Упав на пол, такой же черный, как и все это место, я обняла себя руками, пытаясь хоть немного согреться. Вдох и выдох. Жива ли я? Существую ли еще? Не знаю. Не помню… Я просто хотела исчезнуть отсюда.
Возникший свет, ярким лучом ослепил глаза и я, прищурилась, прислоняя к лицу ладони. Но он стал только ярче, и, отогнав от меня холод, забрал с собой, пронося через бесконечное количество таких же темных и ледяных вселенных.
Тело невыносимо ныло, голова раскалывалась и сознание все еще было затуманенным. Зато мне тепло и мягко, больше нет страха и приторного чувства одиночества. Кажется, я даже улыбнулась слыша монотонный голос своей сестры, доносящийся до меня со стороны.
Открыть глаза оказалось непосильной задачей. Свет не просто слепил, он жег глаза, стоило мне только поднять веки, но я все равно, постаралась перебороть эти неприятные ощущения, после чего повернула голову в ту сторону, с которой доносился голос сестры. На глаза легла пелена и я практически не различала очертаний предметов, но фигуру Мадлен все же рассмотрела. Понадобилось несколько долгих секунд, чтобы увидеть в одной руке моей сестры, что-то наподобие газеты, а во второй, чашку, с чем-то, исходящим паром. Постепенно туман в моей голове рассеивался и очертания предметов становились четче. Отвернувшись от сестры, которая все еще была увлечена чтением, я посмотрела на себя, чувствуя, как сердце останавливается при виде рук закованных в гипс.
— Что за?.. — сипло прохрипела я, округляя глаза. Я попыталась сесть, но тело все еще казалось тяжелым и слабым, из-за чего я тут же рухнула обратно на мягкую подушку, зашипев от болезненных ощущений.
— О, Боже, — Мадлен, тут же вскочила с кресла и, положив газету с чашкой на тумбочку, тут же подскочила ко мне. — Клоди? Ты очнулась? Как ты себя чувствуешь? — ее голос взволнованный и прерывистый, кажется, девушка даже подрагивала.
— Что с моими руками? — я пропустила мимо ушей взволнованные вопросы своей сестры. В данный момент, меня интересовали лишь мои руки. С огромным усилием прислушавшись к собственным ощущениям, я, сквозь ноющую пелену, поняла, что еще одна нога была в гипсе, но для меня это было не столь важно, как и бинты, плотно сдавливающие голову.
— Тебя сбила машина, — объяснила Мадлен. Она медленно поднесла руку к моему лицу и трясущейся ладонью погладила щеку. — Нога сломана, но перелом не открытый. На правой руке трещина, а на левой сломано несколько пальцев. И ушиб черепа. Трещина. Там еще рана, поэтому тебе волосы обстригли, чтобы наложить швы. Как ты себя чувствуешь? — Мадлен вновь повторила свой вопрос. — Не тошнит? В глазах не темнеет? — так же торопливо спросила сестра, но потом одернула себя и встала ровно. — Я пойду позову врача.