Неожиданно Одетта заметила Калума Форрестера и сразу успокоилась. Вот кому она сплавит Лидию и Финли. Она лично была мало знакома с Форрестером, но знала, что он, как и Финли, был родом из Глазго и достаточно известен, чтобы заинтересовать своей особой Лидию. К тому же, представив Финли и Лидию, она могла лишний раз напомнить Форрестеру и о себе, что тоже было очень неплохо.
Миллионер и столп мира рестораторов Калум Форрестер с вызывающим видом держал в руках жестянку с пивом, как бы заявляя тем самым всем присутствующим, что он — полноправный член клуба, а потому может делать здесь что хочет. Разговаривал он с какой-то миниатюрной брюнеткой, которая, хотя и улыбалась как заведенная, выглядела так, будто ей срочно необходимо кое-куда сбегать. Стакан у нее был пустой, а Калум из-за своего показного пренебрежения к светским условностям не делал ни малейшей попытки чем-нибудь свою собеседницу угостить, более того, смотрел куда-то поверх ее плеча и широко зевал.
Одетта в тех случаях, когда ей доводилось общаться с Калумом, испытывала на себе с его стороны точно такое же пренебрежительное отношение. Когда она заикнулась ему насчет своей мечты открыть ресторан, он, выразив ей по телефону свою заинтересованность в деле, никаких практических шагов для оказания ей содействия не предпринимал, на встречу, которая была оговорена заранее, не явился и уж тем более обещанных инвестиций в фонд нового предприятия не сделал.
— Калум! — окликнула миллионера Одетта, с профессиональной сноровкой привлекая его внимание к своей особе. — Помните меня? Я — Одетта Филдинг. — Когда Форрестер перевел на нее взгляд, она добавила: — Мы сидели рядом на вручении «Эд- Эвис» в прошлом месяце.
В мире рекламы эта премия являлась эквивалентом кинематографического Оскара. Одетте удалось получить одну такую, причем высшей категории.
Сейчас Калум, что было вполне предсказуемо, пялился на бюст Одетты, глубокомысленно щуря при этом свои серые глаза, в которых блеснула-таки тень узнавания. Этот тип, надо сказать, был одним из очень немногих мужчин, которые, когда пожирали взглядом ее грудь, вызывали у Одетты непонятное волнение и даже заставляли ее неприлично краснеть.
Вручение премии было далеко не единственным мероприятием, когда пути Одетты и Калума Форрестера пересекались, но он почему-то никогда не мог сразу ее вспомнить. Так ли оно было на самом деле, или он демонстрировал ей это намеренно, Одетта со всей уверенностью сказать не могла. В нем было высокомерие восходящей поп-звезды, странным образом сочетавшееся с рассеянностью и забывчивостью старого университетского профессора. Многие копировали стиль жизни Форрестера, считая его эпатажным, хотя, если разобраться, вкусы у Калума были самые демократичные. Он с равным удовольствием посещал выставки современных художников, всевозможные автомобильные шоу, а еще играл в футбол с британскими кинозвездами. Одевался он, как манчестерский хулиган, а вещи покупал у Версаче. Одетта считала его крупным специалистом по части торговли дорогими сортами светлого пива, человеком с богемными наклонностями, эксцентричным, противоречивым и непредсказуемым. Модные у эстетов рестораны и клубы Калума создавали у посетителей иллюзию собственной избранности, и Одетта относилась к числу многих людей, поддавшихся обаянию этой иллюзии. Она восхищалась гением этого человека, хотя и не одобряла его грубости и пренебрежительного отношения к людям.
— Как же, как же, припоминаю… Привет, Одетта, — с рассеянным видом сказал Калум, отхлебывая из своей жестянки пиво и стирая с губ пену тыльной стороной ладони. Как уже было сказано, манеры у него оставляли желать лучшего, хотя представить Одетте свою собеседницу он все-таки догадался: — А это… хм… Джилли Рид.
— Джули Райт, — поправила его женщина, с благодарностью улыбнувшись Одетте. Сразу же признав в брюнетке подругу по несчастью, Одетта решила побыстрее познакомить Калума с Лидией, а потом, забрав женщину с собой, под шумок смыться.
— Джули, Калум, это Лидия Морлей и Финли… Извини, Финли, что-то я запамятовала твою фамилию… — Она вопросительно посмотрела на светловолосого шотландца. Тот, к ее удивлению, неожиданно залился глупейшим смехом. «Черт бы побрал этих кокаинистов!» — с неприязнью подумала Одетта.
— Форрестер, — сказал, давясь от смеха, шотландец. — Меня зовут Финли Форрестер. Мы с Калумом родные братья и живем вместе. В этой связи, братец, хочу тебе напомнить, что у нас кончается чай.
Одетта почувствовала, как горячий румянец стыда прожег старательно наложенный макияж и заполыхал у нее на щеках. Хотя ее и задевало пренебрежение, которое проявлял по отношению к ней Калум, не следовало забывать, что на этом приеме он был одной из самых значительных фигур, а она только что допустила непростительный промах, представив ему его же собственного брата. Одетта была гордым человеком, и признавать собственные ошибки ей было не так-то легко. Она понимала, что сейчас лучше всего было бы посмеяться над допущенной ею оплошностью вместе со всеми, но продолжала стоять с надутым липом и чувствовала себя как оплеванная.
Лидия мигом перехватила инициативу и, отчаянно кокетничая, бросилась в атаку.
— Я в восторге от нашего знакомства, Калум. Я и представить себе не могла, что старший брат Фина тот самый Калум Форрестер. Теперь, разумеется, я подмечаю фамильное сходство. — Это было чистейшей воды ложью, поскольку Калум был маленького роста и довольно-таки неказист, в то время как Финли высок и очень хорош собой. Хотя они оба имели белокурые волосы и резкие, заостренные черты лица, у Финли на голове завивались пикантные кудряшки, а его острые скулы были обтянуты гладкой загорелой кожей; физиономия же Калума более всего напоминала череп, покрытый спутанными, поредевшими на висках белесыми прядями. Обычно Калум носил кожаную, как у пикадора, шляпу с плоской круглой тульей и с загнутыми кверху полями, являвшуюся, так сказать, его фирменным знаком, но сегодня для этого было слишком жарко. В складках на лбу Калума уже собирались капли пота, крупные, как бусинки на четках.
Калум явно чувствовал себя не в своей тарелке: переступал с места на место, как от желания по малой нужде, и метал в сторону младшего братца мрачные взгляды.
— Ты ничего мне про эту свою… хм… не рассказывал.
— Мы прониклись друг к другу нежными чувствами только сегодня днем, — сказала со смехом Лидия, — и даже еще не трахались. Правда, дорогой?
При этих словах бледное лицо Финли порозовело. Одетта, пораженная бестактностью своей знакомой, обмерла.
— Я… я… — Она мечтала сию же секунду оказаться от этого места как можно дальше. — Мне… это… надо кое с кем поговорить…
— Это с кем же? — Лидия, так и не осознав, что сказала непристойность, с любопытством на нее посмотрела.
— С Уэйном, — ухитрилась выдавить из себя Одетта.
— Я тоже хочу с ним пообщаться, — согласно мотнула головой Джули. — Я так много о нем слышала… — Она заговорщицки подмигнула Одетте.
Одетта, вновь обретя деловой настрой, была полна решимости не упускать благоприятную возможность улизнуть.
— Пойдем, Джули. Я тебя ему представлю. Извините нас, господа…
Одетта с Джули ушли, оставив Лидию наедине с братьями Форрестер. Лидия, похоже, все еще не могла оправиться от удивления при мысли, что ее юный прекрасный Ланселот, имеющий дурную привычку нюхать кокаин, является ближайшим родственником похожего на гнома коммерсанта с дурными манерами, но зато с огромными связями в деловом мире.
— Благодарю, — пробормотала Джули, на ходу обращаясь к Одетте. — Этот Калум — полное ничтожество, верно? Я-то, начитавшись газет, думала, что болтать с ним — одно удовольствие, но он, оказывается, смертельно скучный тип.
— Законченный придурок, — согласилась с ней Одетта, оглядываясь при этом через плечо. Все-таки, как ни крути, в Калуме было нечто притягательное, только она не могла пока взять в толк, что именно. Вполне возможно, впрочем, притягательным в нем было как раз то, что она никак не могла его раскусить. В отличие от Лидии, которая способна была растопить сердце любого мужчины и нашла в этом свое призвание, призванием Одетты было побуждать людей покупать те или иные вещи. Калум же отказался купить предложенный ему товар — ее идею, — и это сильно задело ее.