— Значит, все понятно, Остапчук? — спросил лейтенант. — Вопросов нет?
— Никак нет, товарищ лейтенант, — звонко сказал Остапчук, видимо взвинченный минутой.
— Тише говори, — сказал Пригожин, — вода ведь кругом. По воде звук, как мяч но зеркалу, катится… Раз вопросов нет, действуй.
Лейтенанту захотелось обнять старшину, но он удержался от порыва и лишь крепко стиснул ему руку, нащупав ее в темноте. И Остапчук ответил командиру таким же понимающим, горячим мужским рукопожатием. Потом он перекинул ногу через релинг и ссунулся вниз на плотик, который закачался под ним. Оттуда он сказал шепотом:
— Есть на плотике. Все в порядке.
— Садись на дно, чтоб не вылететь. Сейчас отходим, — приказал Пригожин. — Как отойдем, отдавай якорь, цепляйся за дно. Остальное понятно. Будь здоров!
Он прошел к мостику, поднялся наверх и оглянулся. Плотик, уже немного отнесенный от борта, чуть различимым пятном темнел на воде, и Пригожин остался доволен. С двадцати метров ничьи, самые рысьи глаза не увидят этого крошечного островка в ночном море, а если даже и увидят, то скорее примут его за один из камней, которыми усеян этот чертов фарватер, чем за плотик.
Лейтенант вздохнул, положил руку на рукоятку машинного телеграфа и поставил ее на «малый вперед». Палуба знакомо дрогнула под ногами сдержанным трепетом жизни, и корабль пошел, подталкиваемый вращением среднего винта. Пригожин еще раз оглянулся. На воде уже ничего не было видно. Тогда лейтенант перевел рукоятку на «полный». Все три мотора взревели, обрадованные этим призывом к делу, и катер резво рванулся вперед, разрезая тьму и воду.
— Ровней держать! Не рыскать! — сказал Пригожин неподвижному, как статуя, рулевому.
Маленький четырехлапый якорь-кошка, слабо булькнув, ушел в глубину, волоча за собой скользящий между пальцами Остапчука тонкий трос. Легкий толчок и ослабшее напряжение троса сказали старшине, что кошка легла на дно. Он подождал несколько минут, потравливая конец, пока плотик немного снесло течением и легким ветерком, идущим с востока, потом подергал трос. Трос натянулся, подтверждая, что острые когти кошки вцепились в камни на дне и прочно держат плотик.
Остапчук ввязал трос в железное кольцо, прикрепленное брезентовой петлей к воздушному мешку, опоясывающему толстой мягкой колбасой плотик, и посмотрел в сторону, где скрылся корабль. Там ничего не было видно; кроме ночной тьмы и слабо белеющей полосы от кормовой струи, да и она скоро расплылась совсем и исчезла.
Старшина сел поудобнее на решетчатый настил дна плотика, вытянув ноги и прислонясь спиной к упругости воздушного мешка, как к спинке мягкого дивана. Получилось удобно и уютно. Он сунул руку за пазуху и вытащил часы Пригожина, которые не решился надеть на руку, а положил из осторожности и деликатности в потайной кармашек, вшитый на груди в изнанку фланельки.
Нанесенные фосфорной краской на циферблат знаки и стрелки часов светились мягким, струящимся зеленоватым светом, показывая двадцать три часа двенадцать минут.
«Значит, катера снимаются с базы через тридцать восемь минут», — подумал Остапчук, пряча часы.
И он представил себе знакомую картину выхода в поход, которую столько раз видел. Вот сейчас на маленьких стремительных кораблях, стоящих тесной стайкой борт к борту, тихих и неподвижных, раздадутся свистки, и мгновенно оживут и наполнятся моряками пустые палубы. Тишину ночи разорвет напряженный дружный рев пробужденных моторов, и от их нетерпеливой мощи задребезжат даже стаканы на столе кают-компании, помещающейся высоко наверху на пассажирской палубе громадного теплохода, превращенного на военное время в удобное жилище для офицеров и краснофлотцев дивизиона. Командир дивизиона, всегда читающий перед походом какую-нибудь книгу, подымет от страниц усталые, обведенные припухлостями серые глаза, белки которых покрыты красными прожилками от постоянной бессонницы и от едкой морской соли, загнет уголок страницы, положит книгу, влезет в поданный ему комбинезон, нахлобучит на самые брови шапку и по поскрипывающему трапу спустится вниз. И пока он будет шагать по палубам катеров, пробираясь к своему флагманскому «222-му», его будет встречать на каждом приглушенная команда «Смирно» и рапорты вахтенных командиров. Освобожденные от чехлов орудия и пулеметы зашевелятся, как будто разминаясь после сна, и опять уставятся неподвижно по диаметральной плоскости корабля, в ожидании быстрых и точных разворотов во время боя. Прозвучит команда, и, один за другим, отрываясь от плавучего пирса, катера вытянутся гуськом и пойдут навстречу неизвестности, настороженные и зоркие.