И командир дивизиона распахнул дверь. В кают-компанию ворвался холодный ветер, идущий сверху, оттуда, куда призывала командиров беспокойная боевая судьба.
1943 г.
День рождения
Баржа ушла!.. Ее удалось увидеть на один лишь миг, когда она уже втягивалась в тесное жерло фиорда. Норд разразился над океаном белым фейерверком снежного заряда, пролетел, утих, открыв серую мятущуюся поверхность воды. Тогда в стеклах бинокля мелькнула вползающая в проход низко сидящая корма. За ней стлался грязноватый шлейф отработанного газа. И все скрылось за грифельными обрывами скал, запорошенными в трещинах снегом.
Тогда командир 1012-го и командир звена старший лейтенант Морошко в сердцах хватил кулаком с зажатым в нем биноклем по поручням мостика. На палубе катера водворилась та знакомая всем, едкая, подсасывающая тишина, которая предшествует крупным неприятностям. От такой тишины каждому хочется бежать с палубы или превратиться в невидимку. Даже люди, неповинные в неудачном обороте событий, начинают чувствовать себя неуютно и припоминают свои явные и тайные грешки за последние полгода.
Морошко поставил рукоятки машинных телеграфов на «стоп» и приказал сигнальщику просемафорить 1014-му и 1017-му: «Застопорить, ждать приказаний».
Глубокий грудной гул моторов оборвался. Пышный волан пены за кормой увял. Оба катера, шедшие сзади, тоже остановились и закачались на широкой океанской волне.
— Боцман!
Тон окрика не предвещал ничего доброго.
— Всю команду наверх!
В сущности говоря, команда и без того была наверху, и приказание относилось только к мотористам. Но именно вызов мотористов ослабил первоначальную напряженность тишины, и она приобрела целевую установку. Из машинного люка выкарабкались мотористы, обтирая замасленные руки ветошью. Они были перепачканы и злы. Заметив это с высоты мостика, Морошко злорадно усмехнулся. Он стал над трапом и, щуря левый глаз, осмотрел выстроенных людей.
— Констатирую факт, — начал он негромко, — что на моем (он внезапно повысил голос и растянул слово)… корабле впервые за мою практику скис мотор. И скис по жалкому разгильдяйству. Еще занятнее то, что мотористы ухитрились валандаться с устранением аварии два часа сорок восемь минут.
Он в упор смотрел на мотористов. На них же обратились взгляды всей команды. Мотористы беспокойно завертели головами, словно широкие воротники форменок превратились для них в удавки. Они охотно скатились бы назад в уютное белое тепло моторного отсека, если бы их не удерживала на палубе незримая узда дисциплины.
— Это, очевидно, есть подарок, который вы сделали мне, товарищи, в день рождения? — спросил Морошко.
Он помолчал, как будто ожидая ответа, хотя знал, что из строя ответа не полагается и не будет. И только увидел, как лицо главного старшины Галанина медленно побагровело от подбородка до околыша сдвинутой на лоб бескозырки.
— Замечаю, что товарищ Галанин краснеет, — продолжал Морошко, — и считаю это отрадным признаком. Но остальное из рук вон. Мы не выполнили задания. Нам приказано перехватить баржу на подходе к фиорду. А мы, потеряв ход, увидели только ее хвост. Может быть, вам вообще нравится разглядывать немцев со стороны хвоста?
Снова молчание, и лишь кто-то вздохнул глубоко и шумно, словно под самым бортом всплыла и отфыркнулась нерпа.
Боцман Володин, стоявший непосредственно у мостика, повел колючим взглядом по мотористам и, сжав за спиной кулак, потряс им в сторону виновников. Он старался сделать это незаметно, но Морошко не пропустил этого жеста и по нему понял, что творится в боцманской душе. Разговор доходил крепко, но командир хотел еще подбавить накала.
— Небольшая честь, товарищи, служить на таком корабле. Еще меньше чести им командовать!
Старший лейтенант сознательно нажимал педали и преувеличивал значение события. Но он хотел, чтобы на 1012-м надолго запомнили происшествие.
— Больше мне нечего сказать! Команда имеет время обедать и подумать… Разойтись!
Морошко отвернулся, сел на разножку и закурил. Разговором он был доволен. Баня вышла жаркая и должна подействовать.
Он приказал просигналить катерам: «Следовать за мной»— и отзвонил в машину «средний ход». 1012-й весело прыгнул вперед, разрезав темно-синий студень встречной волны.