Тем не менее догоняющая индустриализация обеспечивала в СССР очень высокую степень социальной мобильности населения, в том числе и широкие возможности вхождения в новую социальную элиту. Помимо массового превращения крестьян в индустриальных рабочих, развития процессов урбанизации страны, происходило и массовое рекрутирование кадров специалистов с высшим образованием из числа рабочих и крестьян. Получение высшего образования, наряду с возможностями политического выдвижения, было одним из главных каналов вертикальной социальной мобильности.
Что касается социально-культурных и идеологических аспектов механизма социальной мобилизации, то весьма интересным представляется выбор в качестве основных мобилизующих социальных интересов не только уровня потребления, или служебной карьеры. Помимо достаточно банальной проповеди о ценности и почетности добросовестного труда на благо Отечества, самую высокую социальную оценку получало достижение новых технических и социальных результатов, любые творческие успехи, будь то на производстве, в науке или в искусстве, в здравоохранении или в воспитании подрастающего поколения. Огромное внимание уделялось созданию новых возможностей использования свободного времени именно для реализации и расширения самых разнообразных творческих способностей человека. Престиж и темпы развития высшего образования были весьма велики. Важно отметить, что все эти элементы являются характеристиками развития в направлении не просто развитого индустриального, но и постиндустриального и постэкономического общества.
Рост уровня потребления также не был целиком забыт, хотя ему и не уделяли первостепенного внимания. Социалистическая эгалитарная идеология определяла весьма высокую роль в обеспечении потребностей населения системе индивидуальных и коллективных социальных гарантий. В этом направлении созданная в СССР в 1920-1930-е гг. система по ряду параметров опережала достижения развитых государств Запада. Прежде всего речь идет об общеизвестных фактах создания системы всеобщего медицинского страхования, страхования по безработице, бесплатного высшего образования и т. п. Немаловажное значение играла также система распределения, построенная к концу 1920-х гг. на основе почти всеобщего участия населения в потребительской кооперации, широкого распространения кредитной, жилищно-строительной и жилищно-арендной и других видов кооперации.
Другим элементом эгалитаризма было самоограничение доходов советской элиты. Несмотря на наличие все возрастающих бюрократических привилегий, длительное время не было явного существенного разрыва в уровне потребления между основной массой населения и низшим и средним слоями бюрократии. Кроме того, интенсивная вертикальная социальная мобильность означала в СССР не только возможность подняться вверх по социальной лестнице, но и возможность спуститься вниз. Превращение бюрократии в потомственную замкнутую касту произошло лишь на позднем этапе советской истории.
На протяжении 1930-1950-х гг. советская плановая экономика демонстрировала высокие темпы экономического роста. Если принимать во внимание альтернативные оценки, то можно придти к выводу, что темпы роста в период 1950-х гг. были даже выше, чем в период сталинской индустриализации. Кроме того, происходили заметные прогрессивные технологические сдвиги (рост удельного веса нефти и газа в топливном балансе, возникновение атомной энергетики, переход на электро- и тепловозную тягу на железнодорожном транспорте, развитие гражданской реактивной авиации и радиоэлектронной промышленности и т. д.) и переход к новой модели потребления (развертывание массового жилищного строительства и производства товаров длительного пользования – часов, фотоаппаратов, радиоприемников, телевизоров, холодильников, стиральных машин, легковых автомобилей, повышение удельного веса мясомолочной продукции в структуре потребления продуктов питания). Казалось бы, ничто не предвещало такого явления, как «застой», характеризовавшийся снижающимися темпами экономического роста, затуханием технического прогресса, неизменностью сложившейся модели потребления, отстающей от эволюции потребностей.
Однако уже в базовых характеристиках советской модели плановой экономики, заложенных еще в 1930-е годы, содержались противоречия, развертывание которых в 50-е-начале 60-х годов XX века подготавливало застойные явления следующего периода. Благополучное положение с темпами технического прогресса определялось продолжением политики индустриализации 1930-х годов – происходило появление новых отраслей промышленности. Новые отрасли, создаваемые за счет централизованной концентрации ресурсов, характеризовались высоким технологическим уровнем. Что касается уже созданных отраслей и предприятий, то им были свойственны крайне низкие темпы обновления производственного аппарата, при этом, в большинстве случаев, новое оборудование относилось к тому же технологическому уровню, что и заменяемое. Лишь немногочисленные примеры, связанные со сменой технологических поколений в уже существующих отраслях, демонстрируют массовое обновление производственного аппарата действующих предприятий – переход к электро- и тепловозной тяге на железных дорогах, переход к реактивной тяге в авиации, смена элементной базы в электронике с ламповой на полупроводниковую. Все остальное в большинстве своем относилось к экстенсивному расширению индустриального сектора.