Пришлось на ходу придумывать себе оперативную легенду.
— Так я это, родственник.
Мой собеседник недоверчиво моргнул.
— Родственник, родственник, — заверил я. — Гощу тут у них. А они сейчас ушли, по делам, так что… А вы сами-то кто?
— Я? Я — Петрович, — сказал соседский человек, очевидно недоумевая, что приходится объяснять такие вещи.
Тут лицо соседского человека Петровича растянулось в широкой и хитрой ухмылке.
— Слышь, родственник…
— Э, дядя, ты только не говори, что тебе Афоня рубль должен, — покачал я головой.
Потом засомневался: а сняли ли уже здесь это кино? Проверил: всё нормально, сняли.
— Гы-гы, — развеселился алкоголический соседский человек.
Мне подумалось, что, наверное, цель его дружеского визита как раз и укладывается в тематику шутки про Афоню и рубль. Но пора уже было наше общение сворачивать.
— Ну, ладно, приятно было поговорить, — произнёс я, аккуратно задвигая человека на его территорию.
— Э, да подожди ты! — активно и громко воспротивился он.
Коротко протрещала калиточная доска. Хрипло взлаял Рейган — ага, в него, значит, попало по касательной, уже очнулся. В этот раз я прицелился тщательнее, и пёс застыл, обездвиженный, как электрическая собака Ресси из кинофильма про Электроника. Да, шум был мне совсем ни к чему.
— Я, слышь-ка, чего хотел-то… — продолжал толкать калитку соседский Петрович.
Да известно, чего ты хотел, дядя, подумал я. Вот что с тобой теперь делать? Пальцем в тебя пулять заморишься: с теми, кто пьян совсем в зюзю, наш электронный гипноз работает не лучшим образом — не может, видать, пробиться сквозь хмельной туман в голове.
Поэтому я вечернего своего собеседника перебил.
— Смотрите, кто это там? — моя рука указала туда, где из малиновых кустов и глубоких вечерних теней как раз соткалась фигура.
Фигура потопталась на месте и теперь уверенно направлялась к нам, обрастая на ходу подробностями: костюм, галстук, зачёсанные наверх волосы с сединой, очки.
— Ого, ничего себе, — прошептал я, и испуг в голосе получился как натуральный. — Не, я лучше пойду.
Фигура приближалась, и хмельной мой собеседник встревоженно всматривался в её лицо.
— Да, товарищ, вы можете быть свободны, — проговорил подошедший, и я не мешкая отступил за дерево.
Соседский Петрович наблюдал за новым персонажем и глаза его всё больше лезли из орбит. А персонаж приблизился к нему вплотную и уставился на него в упор сквозь стёкла очков.
— Что же это вы, гражданин, — строго произнёс человек в пиджаке, и лохматый человек без пиджака отступил на пару шагов вглубь своего двора. — В то время, когда вся страна должна сплотиться для того, чтобы снова преодолеть, а вы тут — злоупотребляете?
Алкоголический сосед Серёгиных родителей отступил ещё на два шажка.
— Юрий Владимирович, это… это вы? Ох ты ж… Понимаете… Да вы заходите, заходите…
Фантом Ю. В. Андропова посмотрел на него с укором и величественно протиснулся в щель между калиткой и заборным штакетником.
— В наши дни рабочий класс и интеллигенция должны как никогда, — сурово помахал правительственный псевдо-человек у своего собеседника перед носом строгим поучающим пальцем. — Производственная дисциплина! Экономика должна быть!
Петрович растерянно отступал под напором этих неочевидных аргументов.
— Скажите, — промямлил он, вклинившись в паузу между фантомскими тирадами, — а вы вот так с каждым, кто…
— Естественно, — заверил пиджачный и строгий Андропов. — Потому что Политбюро ЦК КПСС и Президиум Верховного Совета. Партия и правительство. И конечно весь советский народ!
Петрович заворожённо внимал, фантом взял его под руку и повёл куда-то в сад.
— Продовольственная программа, — убедительно объяснял он. — И международная напряжённость. А также эскалация гонки вооружений. Но и вредное воздействие куриных яиц на организм человека — вы это понимаете, я надеюсь?
Дальше я слушать не стал и, натянув детскую внешность, побежал к дому. Создавать фантома члена правительства было, возможно, чересчур, но ничего, пускай. По-настоящему гонять пьяниц этот человек в строгих очках будет, кажется, в чуть другие времена, немного позже, ну да ладно. Как считает мой напарник Федя, плюс-минус десять лет — не погрешность.
Я постучался в дом Серёги, и там меня ждал неприятный сюрприз. На стук вышла Серёгина похожая на Нину из «Кавказской пленницы» мама — и сообщила мне, что их семья приболела. У всех, мол, болит голова, так что мне лучше провести вечер где-то в другом месте. И, судя по уставшему виду, симпатичная эта женщина меня не обманывала. Отчего болела голова у Серёгиных мамы с папой, мне было вполне понятно: переписывая им память вручную, Федя совсем замучил бедных людей. Но вот что случилось с Серёгой? Его мозги я прочистил быстро и, по идее, безболезненно. Не иначе, Серёгу «заболели» наши зелёные противники — с целью, понятное дело, не допустить меня в его комнату. Серёга в этой схеме был человек ключевой: исчезнув из его головы, игра настольный хоккей исчезнет также и из всей истории советского детства.