Дверь заскрипела, открываясь.
— Никого сюда не впускайте, — попросил я и нырнул в прохладный сумрак комнаты.
Как Демьяненко-Шурик будет эту просьбу выполнять, я представлял себе с трудом, но время поджимало и рефлексировать было совершенно некогда.
***
В комнате меня ждала Наталья Варлей, полтора метра очарования и грации.
Ну, как ждала. Это просто такой оборот речи: ждала, мол, меня там. Не ждала, конечно, и наш с ней разговор получился непростым.
Мой ореол всеобщей симпатии на неё, погружённую в другие гипнозы, не действовал, и Варлей такого участника съёмочной группы, как Никита Касаткин, не знала. Поэтому моё появление она встретила настороженно и даже разок швырнула в меня валиком от дивана. И, слава богу, не попала, а то физику столкновения этой детали мебели с моим превратившимся едва ли не в чистый дух телом предсказать было довольно затруднительно.
А потом всё-таки выслушала, но долго не хотела мне верить.
Всё дело в том, что гипноз, в котором пребывала звезда советского кино, был необычным, и пока я в этом разобрался, пришлось-таки помучиться. Он, гипноз, был как бы закольцован, замкнут сам на себя.
Наталья, преисполненная уверенности, что она не кто иная как её киношная героиня Нина, которую похитил морально нечистоплотный советский функционер Саахов, целый день напролёт строила план побега. Бежать она намеревалась обязательно и решительно, но — завтра. А наутро всё как бы обнулялось, и день снова оказывался наполненным составлением планов. Вытащить её из этого круговорота было нелегко, что и неудивительно: люди, бывает, живут в таком состоянии годами, причём без всяких гипнозов, если не считать гипнозами привычку и самообман.
Когда выяснилось, что всеобщего любимца Никиты Касаткина Наталья в теперешнем своём состоянии знать не знает, я стёр для неё эту нашу встречу, принял привычный облик Шурика и начал всё заново. И попутно отметил, что душить актрису гипнотическими воздействиями лучше умеренно — для её же блага.
Пришлось выводить Наталью из пространства бреда в пространство реальности, как ведут за руку маленького ребёнка. Медленно, медленно в сознании её истаивали яркие и фантасмагорические картины ненастоящего, а в глазах появлялась, наоборот, осмысленность. С меня за это время семь потов сошло — правда, поты эти были, как и я сам сейчас, призрачные, фантомные.
Исходящий из моего рта размеренный голос актёра Демьяненко говорил и говорил, нужные слова ложились перед Натальей, как укладываются в трясину брёвна, помогая человеку выбраться из болота на твёрдую почву. И актриса Наталья Варлей выбиралась на эту почву, постепенно и недоверчиво впутывалась из паутины потусторонних воздействий.
И когда цель была рядом и будущая звезда советских киноафиш почти согласилась, что эту непонятную комнату хорошо бы покинуть, в двери затарабанили.
Сначала в двери затарабанили, а потом они ещё и распахнулись.
— Никита! — заглянул в комнату актёр Демьяненко, сверкая очками и нервно размахивая руками. — Извините, но там…
Он не договорил: его толкнули в спину, и тут же в комнату вслед за ним вломились четверо фантомов, очкастых, белобрысых и перепуганных. Дверь за ними шумно захлопнулась.
Наталья Варлей смотрела на это явление широко распахнутыми глазами. Мысленно я с ней согласился, в комнате случился перебор с Шуриками: учитывая актёра Демьяненко, их здесь оказалась пятеро. А вместе со мной — шестеро.
Но скоро выяснилось, что количество Шуриков — величина очень переменчивая. За дверью протрещала автоматная очередь, пули прошли сквозь дверь, то ли прошив её, то ли просто не заметив. Эти пули были, наверное, какие-то самонаводящиеся — потому что из собравшихся в комнате их целей поражены оказались почти все.
Я тут же активировал зрение-сквозь-двери-и-стены, зафиксировал стрелявшего голема и парализовал его через дверь пальчичным импульсом. Но было, конечно, поздно.
Хлопнули, разлетаясь резиновыми клочками, два Шурика, а третий, испуская из пробоины в ноге воздух и душераздирающий писк, стремительно взмыл к потолку, исполнил несколько петель по замысловатым траекториям и окончил свой полёт, повиснув на люстре жалобной блеклой тряпицей. Четвёртый фантом, повреждённый только морально, прыгнул на пол, метнулся по-пластунски под кровать и взорвался уже там — видимо, не перенеся стресса.
Но это была ерунда — по сравнению с тем, что сделало попадание потусторонних пуль с актёром Демьяненко.