Тут седой осветительский дядька сказал: «Внимание», и время разговоров прошло.
Снова рванулись вперёд потусторонние летающие медведи, и невидимая, а местами уже и видимая преграда между нами и ними затрещала от ударов их клыкастых и кудлатых голов. И местами преграда эта поддалась, проломилась.
Но в ответ сказали своё слово бластеры-автоматы, прибывшие со мной из будущего и теперь сжимаемые верными руками. И прибывшие изнутри актёра Моргунова, а ещё раньше — из неведомых тёмных подпространств, зубастые монстры завизжали под напором бьющих в них прицельных ионных струй. И опять отступили.
Эта промежуточная победа была делом правильным. Но и число зарядов в бластерах было ограничено, а вот злости и напора в потусторонних чудищах, казалось, хватит надолго. Отбиваться бесконечно, понятно, не получится. Поэтому я, поддерживая структуру Куба остатками своей персональной энергии и помогая побыстрее латать пробоины, параллельно готовил кое-что ещё.
А чудища, проведя очередную яростную атаку, отступили для перегруппировки. Видимо, битьё головами в стену даже для них оказалось занятием слишком энергозатратным. И они зароились в центре своего пространства, злобно сверкая глазищами и глухо ворча.
Эти паузы были для нас очень кстати. Они давали перевести дух. А заодно появлялась минутка для коротких, но душевных разговоров.
— Юрий Владимирович, — тихо и задумчиво проговорил режиссёр Гайдай. — Юра… Ты понимаешь, что всё это значит?
Он указал на стену, за которой роились мохнатые чудища, отдыхая перед своим следующим броском.
— Что нас скоро сожрут? — усмехнулся актёр Никулин.
Сказал он это спокойно, без страха. Но я всё равно посчитал нужным повторить, что на людей эти сущности нападать не станут. По крайней мере, физической оболочке они не повредят, никого не разорвут на части и никуда не утащат. Утащить они могут другое: чей-то талант, идеи, замыслы…
— И останется одна пустая оболочка, — прошептал актёр Георгий Вицин. — Нет, живым я им не дамся.
Режиссёр Гайдай этих слов не услышал или, скорее, погружённый в свои мысли, не обратил на них внимания.
— Это значит, что мы, Юра, снимем здесь шедевр. Уже, получается, сняли. Великое кино, которое захотят стащить даже существа из другого мира. — Он как-то необычно, беззащитно улыбнулся и оглядел своих коллег. — Представляете?.. Кто бы мог подумать…
Конечно сняли, согласился я. А теперь вот эти, крыластые и клыкастые, сейчас ворвутся сюда и… Что будет дальше, даже и думать не хочется. Они просто скрутят, скатают этот фильм в невидимые рулоны, словно квартирные воры какой-то дорогой персидский ковёр… И утащат его к себе, в небытие — навсегда.
И мы здесь просто обязаны им в этом помешать.
Чудища накатывались ещё три раза и все три раза были отброшены дружным огнём из бластеров-ППШ. Кинематографические люди стреляли чётко и метко, но частота выстрелов становилась всё реже. И когда обоймы бластеров почти опустели, произошло то, что было, как ни крути, неизбежно.
На границе двух помещений прорезалось яркое свечение портала.
***
Воздух в комнате затрещал электричеством и взволновался вихрями, к потолку рванулись бумаги, мелкий мусор и какое-то тряпьё, потом всё это заметалось вдоль стен и между людьми.
А на стене царил ставший теперь главной деталью интерьера чёрный в золотистом ободе сияния портал. Ворота в другое — недружелюбное и вредоносное — измерение. Портал прилепился к стене подобно некой немыслимой, зловещей картине. Которая была настолько ужасна, что кто-то милосердный взял и закрасил её густой краской самого тёмного из имеющихся оттенков. Чёрная эта дыра была диаметром с метр.
Позади, по ту сторону портала роились и клубились лохматые и зубастые монстры. И это было в каком-то смысле правильно: где же ещё роиться и клубиться потусторонним существам, как не по ту сторону. А по эту сторону переглядывались и жались друг к другу встревоженные, испуганные люди. Да, от такого зрелища было не зазорно и встревожиться, и испугаться.
— Ничего ж себе, — пробормотал чей-то не особенно радостный голос.
Актёр Никулин с товарищами пару раз пальнул в портал. Кто-то из стоящих сзади швырнул туда же добротную штыковую лопату. А актриса Наталья Варлей прицельно запульнула в чёрный круг свои красивые белые босоножки. Нефтяная неподвижная поверхность проглотила ионные струи, огородный инвентарь и предметы обуви с одинаковым равнодушием и без малейшего для себя вреда. Энтузиазма это, понятное дело, никому не добавило.