А вот он уже скачет на лошади по степям, за спиной у него несметное воинство в звериных шкурах, и лицом он на себя почти не похож. Хотя нет, всё-таки похож.
— Кто это? — прошептал кто-то у меня над плечом, и то был актёр Георгий Вицин.
— Это… — я затруднился с ответом, потом увидел, что мой внутренний компьютер подсказывает мне титром. — Это Атилла.
— Атилла?
— Атилла Александрович Моргунов… — пробормотал выглянувший из-за спин актёр Демьяненко.
Мой прибор всё-таки не врал. Актёра Моргунова не просто забросило в прошлое, а буквально протянуло по нему, размазало по историческим периодам — в хорошем, к счастью, смысле этого слова. Не возьмусь даже предположить, как и почему оно вот так вышло, но актёр Моргунов проживал в прошлом жизнь за жизнью, скача по странам и эпохам. А мы смотрели за этим удивительным явлением.
Я перестал искать логику и причины того, что видел, и стал просто наблюдать. Остальные тоже наблюдали, хлопая глазами и раскрыв рты.
Иван Андреевич Крылов, баснописец — был любитель поесть, да, всё сходится. Деятель Гражданской войны Григорий Котовский — ну, это понятно, там просто одно лицо. Портос, мушкетёр… Стоп, так это же литературный персонаж! А, вот написано: прототип; тогда всё логично.
Движущиеся картинки всё мелькали и мелькали.
— А что, разве Тутанхамон был… хм… без волос и полноватый? — не поверил кто-то.
— Как видите, теперь мы знаем это наверняка, — ответил этому недоверчивому режиссёр Гайдай.
Дальше люди с раскрашенными лицами и с птичьими перьями в волосах протащили, прогибаясь от тяжести, сидячие носилки со строгой и крупной фигурой на них. Да, на просторах исторических процессов известному советскому актёру Моргунову было где разгуляться, куда применить и неизрасходованные амбиции, и молодецкую свою упитанную удаль.
Показ между тем продолжался.
— А кто вот этот, в смешной шапочке? — хихикнули в толпе.
— Какой-нибудь Папа, — предположил эрудированный Владимир Этуш.
— Чей ещё папа? — снова вылез вперёд парторг Оглоблин. — Вот же ж, ещё и аморалку там развёл, шельмец, детей наплодил. Ох и всыплю я ему на партсобрании!
Он фыркнул себе в усы и взмахнул сжатыми волосатыми кулачками.
— Разберёмся, Пал Палыч, — урезонил его режиссёр Гайдай. — Лишь бы вернулся.
Тем временем там, куда все мы смотрели, показались мраморные статуи и высокие колонны. И грузная фигура скакала по белой лестнице, и все испуганно улепётывали у неё с пути.
— А это ещё кто? — спросили сзади.
— Это Нерон, — ответил я без подсказки, его я, так уж вышло, знал по работе.
Хм, Нерон. Надо же. Я всё гадал, кого же напоминает мне этот древнеримский дядя, а оно вот как. Это многое объясняло.
— Ого, — поражённо заморгал Шурик-Демьяненко. — Но погодите, это что, получается, Рим тогда наш Евгений Александрович сжёг?
Он покачал головой, почёсывая свою блондинистую шевелюру.
— Когда мы были там, в Риме, на гастролях, — рассказал актёр Юрий Никулин, — у него на площади кошелёк из кармана спёрли, с инвалютой.
— Ты гляди, какой злопамятный, — прошептал кто-то.
Глава 20. Прощальная
В портале горел древний город Рим, и все благоговейно наблюдали за этим чрезвычайным историческим происшествием.
А потом в поле зрения наблюдателей появился широченный тёмный стол. Из-за стола, раскуривая сигару, неприветливо зыркал безволосый джентльмен с бульдожьими щеками. В окно его кабинета заглядывало низкое туманное небо.
— Что же это, — засуетился парторг Оглоблин, — как же это… Выходит, он там что, руководил капстраной?
— Только время от времени, — попытался я объяснить. — В мерцающем режиме.
— Притом совершенно без санкции компетентных органов, — не обращая на меня внимания, бормотал похожий на бобра человечек.
— Слышь, ты, орган… — К парторгу шагнул седоватый осветитель. Мне показалось, что он ткнул тому в бок автоматом-бластером ППШ, но нет, он просто сдавил ему своими костлявыми и сильными пальцами плечо в районе ключицы. — Вот про это только попробуй где-то заикнуться: задушу вот этими самыми руками…
Режиссёр Гайдай, в свою очередь, приблизил к парторгу лицо и сверкнул на него очками, как будто выстрелил.
Парторг поджал уши и дёрнул кадыком. Усы его враз обвисли, а по физиономии стало понятно, что заикаться он, вполне может такое статься, какое-то время теперь и будет, но вот именно об этом случае — ни в жизни. Но я на всякий случай подстраховался и сделал так, чтобы в парторговской голове на тему актёра Моргунова и премьер-министра Черчилля точно ничего не сохранилось.