И я указал на его истерзанную шею. С руками, наверное, дела обстояли ещё хуже.
— Ты не смеешь так разговаривать со мной, ясно?
— Это ты не смеешь. Я лик…
— Ты. Не ликтор. И даже если тебя нарядят в красное и дадут идентификационные украшения, ты никогда им не станешь. — Он начал приближаться, и я с трудом сглотнул. — Ты… ты понятия не имеешь, что я делал, чтобы оправдать возложенное на меня доверие. А что сделала ты? Какое ты имеешь право сидеть здесь? Есть эту еду? Называть Бэлара своим мэтром? Разговаривать со мной, как с равным?
Вот же заносчивый сукин сын. От приютского мальчишки, который спас меня, в нём ничего не осталось. Теперь он ничем не отличался от тех ублюдков, которые затолкали меня в печь. Окажись он там сейчас, наверное, сам бы и поджог, а потом слушал бы, как я там воплю, поджариваясь.
— Появляешься из ниоткуда. Заявляешь, что хочешь меня убить. Ведёшь себя так, будто значишь хоть что-то.
— Так трудно смириться с поражением?
— Поражением? Ты… женщина, — выплюнул он, не придумав оскорбления покрепче. — Теперь я начинаю понимать, почему вашу популяцию не стали поддерживать. От тебя от одной проблем столько, сколько от десяти мужчин не будет. К твоему сведению, в прошлом я никогда проблемы не игнорировал.
— Ну так пойди и ширнись ещё разочек, — посоветовал я, и Рэймс шарахнул рукой по столу. Он расколол все мои тарелки, стоящие друг на друге, впечатав кулак в стол.
Осколки посыпались мне на колени.
Меня затошнило от страха. Я понял, что на месте посуды должна была оказаться моя голова.
— Решил с Габи членами помериться, Рэймс? — раздался голос мэтра. Он стоял в дверях, с интересом за нами наблюдая. Судя по улыбке, ему на ум пришло что-то очень забавное.
— Прошу прощения, — проворчал он, стряхивая с руки осколки. Я зажмурился, когда мне на лицо попали брызги крови.
Рэймс отошёл, и ко мне неслышно подбежал слуга, меняя тарелки на целые. Через минуту всё выглядело так, будто ничего не произошло. Вот только у меня аппетит пропал.
— По больному бьёшь, — продолжил Многорукий, направляясь к столу. — Помнится, ты до таких подлостей опускался лишь с самыми сильными соперниками. Так что ты противоречишь сам себе. Говоришь, что женщина — никто, а сам не можешь себя в руках держать рядом с ней.
Я разглядывал его с открытым ртом. Он только что пришёл с какой-то архиважной встречи и выглядел… ну просто… очень элитно. Весь в белом, с ангельской внешностью и королевскими манерами. От алкоголика с замашками садиста в нём не осталось ни следа. Я сидел за одним столом с Бэларом и, действительно, не имел на это права.
— Это была проверка на стрессоустойчивость, — ответил Рэймс, как ни в чём не бывало принимаясь за ужин.
— Ну и как Габи справился?
— Неплохо.
— И это без стаба, между прочим, — заметил Бэлар. — Бери пример.
Несмотря на то, что Рэймс никак не показал, что эти слова его задели, я почувствовал себя полностью отомщённым. Ставить в пример лучшему из людей, любимчику Хейза, женщину? Такое он мог простить исключительно своему мэтру.
— Как думаешь, он станет хорошим ликтором? — спросил Многорукий, ловко орудуя ножом и вилкой.
Я сосредоточил всё своё внимание на нём, на его руках и губах. Меня кинуло из крайности в новую крайность. Только что я был до смерти напуган, а теперь чувствовал, что возбуждаюсь, просто наблюдая за ним.
Я так давно к нему не прикасался. Я не знал, могу ли до сих пор вообще на это рассчитывать. Он выглядел совершенно недосягаемым, но почему-то от этого я завёлся ещё сильнее. Мне захотелось снять с него эти белые элитные шмотки и увидеть татуировки.
Я кусал губы, будто был ужасно голоден, но еду игнорировал. На моём покрасневшем лице было написано: «я конченый извращенец». И судя по тому, как уставился на меня Рэймс, он это прочёл. Как раз перед тем, как ответить:
— Вы сейчас и так в центре внимания. Если вы сделаете ликтором женщину, ваш отец и консул…
— Мне плевать, что там думает мой отец и консул. Мне интересно твоё мнение.
— Вам стоило бы присмотреть на это место кого-нибудь… более подходящего.
— Вроде тебя?
— Вроде… мужчины, — глухо поправил он.
— Ты так считаешь? — Мэтр задумался. — Может, ты и прав… Я слышал, женщины ужасно непредсказуемые.
Я опешил. Рэймс же следил за мэтром исподлобья, словно пытаясь разобраться, какую игру он на этот раз затеял.
— Создания нелогичные, эмоциональные, нервные, — продолжал Многорукий. — Вот только… что я вижу, когда захожу сюда, Рэймс? Проявление твоей мужской логики? Ты старше Габи… на сколько? Лет на десять? На десять лет старше, сильнее, умнее и сдержаннее… Ты, определённо, подходишь на роль моего ликтора больше, чем он. Так ты считаешь?