— С какого бы чёрта?
— Об этом я и говорю. — Я откинулся на спину, сгибая одну ногу в колене. — А ты смотри, Рэймс. Меня трогать нельзя, а смотреть можно. Так что валяй, тренируй выдержку.
Я взял его на слабо, и когда Рэймс повернулся, я впервые по-настоящему обрадовался тому, что мэтр решил оставить его в живых. Смотреть в его лишённое эмоций лицо было бы и вполовину не так приятно. В каком-то смысле, даже убитый он бы всё равно выглядел сильным — безразличным, максимально сдержанным. И я бы никогда не узнал, как выглядит возбуждённый Рэймс.
Потрясающе слабым.
Впервые с момента нашей встречи он заметил меня.
Вот оно.
Его взгляд был грязным ругательством и извинением одновременно. Он отворачивался, опускал голову и закрывал глаза, но всё равно смотрел снова. Он отказался от стаба, чтобы попробовать другой сорт наркотика. Антистаб. И хотя эта дрянь ещё не попала в его кровь, хотя он только почувствовал её запах, вкус на кончике языка, он уже подсел.
Несмотря на то, что мы с ним были абсолютно разные, я понимал Рэймса как никто другой. Я сам был тем ещё торчком. Правда, мэтр приобщал меня к этому сладкому яду постепенно, начиная с журналов, пошлых разговоров, общества помешенных на сексе мужчин. Так что мне было проще. Собственное желание не ударило меня наотмашь.
В случае же с Рэймсом это стало настоящей катастрофой. Его прежний мир погибал, а я делал вид, что ничего особенного не происходит.
— Себя потрогать, так уж и быть, можешь.
— За кого ты меня принимаешь? — прохрипел он.
Я понял, что в этот самый момент я знал Рэймса лучше, чем он сам. За кого я его принимаю? За мужчину, который до безумия хочет трахаться. Я таких уже видел не раз и не два, кстати. Не такое уже и редкое явление. Встречается чаще, чем, скажем, женщина.
Но, конечно, он не станет вытворять что-то подобное, ни у меня на глазах, ни вообще. Рэймс же не животное. Он сможет подавить в себе примитивные желания и без стаба.
Такие мысли у него были написаны на лице, и я опять решил ему «помочь».
— Когда приедем, возьми из багажника одну из бутылок. Это целум. Поможет тебе немного… в себя прийти.
— По-твоему, со мной что-то не так?
— Твои слова, не мои. — Всё так. Всё просто отлично. Я именно этого и добивался. — Выглядит, конечно, болезненно, и это, определённо, повлияет на твою работоспособность. Но это — совершенно точно не проблема.
— Не смотри туда.
Я подчинился, накрывая глаза предплечьем. Но затыкаться он меня не просил, поэтому я добавил:
— Было бы обиднее, если бы он не встал. Это естественная реакция организма. Ты не должен этого бояться.
Он сказал что, чёрт возьми, сталкивался с вещами и похуже.
— Ты храбрый, Рэймс. — Я криво улыбнулся. — Конечно, куда мне до тебя. Лично я, когда почувствовал это впервые, очень испугался. Но со мной вообще всё по-другому. Я и возбуждаюсь не так, как ты. — Он молчал, и я решил спросить: — Хочешь узнать эту историю?
А-а, это было бессмысленно, я и так знал ответ.
Прода
Глава 10
На входе я отдал плащ слуге и спросил, вернулся ли мэтр. Он вернулся, и что важнее — не спал, хотя уже было за полночь. Весь в работе, пока его ликтор развлекается. И я не себя имею в виду.
Цокая каблуками, я пошёл к его кабинету и по пути распугал всю «мебель». Помешанные на благопристойности ребята были в ужасе от женского нижнего белья, хотя вообще не казались слабонервными. Без разницы. Это зрелище всё равно предназначалось не для их глаз, а Многорукий, кажется, был не прочь посмотреть на что-то кроме планов, документов и постных физиономий своих коллег-энитов.
— А где платье потерял? — спросил он, туша сигарету в пепельнице. Он сидел за столом и выглядел уставшим. Домашним.
— Я его выбросил, — сказал я, хотя вообще-то оставил это дело на Рэймса со словами: «оно мне никогда не нравилось». — Зачем мне кукольное платье, если ты хочешь сделать меня ликтором?
— Резонно.
Он отодвинулся от стола и похлопал себя по колену. Но когда я сел и потянулся к его лицу, мэтр отвернулся.
— Я же курил только что, балда.
— А я пил, — признался я, целуя его шею.
— М-м, и что же это было, Габи? Дашь попробовать?
— А ты?
Я поцеловал его подбородок и, когда он повернулся, губы. Скользнул внутрь его горячего рта языком. Серёжка коснулась его зубов, и даже это я нашёл невероятно эротичным. Я сидел у него на коленях в одном нижнем белье, и мне было невыносимо жарко. Я обожал с ним целоваться, не зависимо от того пил он перед этим, курил или делал мне минет. А когда у меня на языке появился шарик, целоваться стало приятнее раз в десять. Почти во столько же раз я стал пошлее. Из-за пирсинга я разучился спокойно наслаждаться его прикосновениями. Пусть я уже не извивался, стоило ему невзначай меня коснуться, но мои мысли уже невозможно было удержать в приличном русле. Я думал о разном… о чём не стал бы рассказывать даже ему — эниту-извращенцу со стажем.