— Чушь! Мне плевать на него! Я его ненавижу!
Противоречие на лицо, конечно, безразличие с ненавистью никак не вяжутся, но у меня в голове был полный бардак.
— Тише-тише, пялься на здоровье. Ты почувствовал прекрасный вкус женской власти и, пока ты так молод и красив, ты должен насытиться ей сполна. А что может быть приятнее, чем ставить на колени таких зазнавшихся мудаков вроде Рэймса. Я не лицемер, я тебя отлично понимаю. Развлекайся, Габи. Если захочешь с ним поиграть — валяй, но без фанатизма.
Почему он не хотел удержать меня? Почему не пытался сделать только своим? Почему не запретил даже думать о Рэймсе?
— Не лицемер? Да ты самый последний лицемер из всех, кого я знаю. — Я говорил тихо, но достаточно зло, чтобы он не сомневался — это скандал. — Твердишь, что тебе плевать на мнение отца, а сам из кожи вон лезешь, чтобы показать себя перед ним в выигрышном свете. И как же этого добиться такому, как ты? Как тебе доказать, что ты ничуть не хуже Рэймса, которого он бы с большей охотой назвал своим сыном?
Жестоко. Но я ещё не успел отдышаться, как Бэлар мне эту жестокость вернул.
— Хорошо, ты прав, я лицемер. Но не последний из них. Это место только твоё, Габи. Ты без устали повторял, что ненавидишь Рэймса, хотя сам всю жизнь мечтал о его внимании и снисхождении.
— Бред!
— А когда я подал тебе его на блюдечке, ты состроил недовольный вид. Я просто оставляю выбор за тобой. Отомсти, Габи. Хочешь убить — убей. Хочешь трахнуть — трахни. Ни в чём себе не отказывай. Как думаешь, скольким людям я делал такие щедрые подарки? Это возвращаясь к разговору о нас с тобой и «просто поцелуях». Тебе этого мало? Скидывай шмотьё и ложись на кровать, покажу тебе, насколько сильно меня заботит мнение отца.
Я не двигался с места. Чего я хотел на самом деле? Упасть на пол и заканючить: "Почему ты не любишь меня? Почему не любишь меня так, как я тебя?"
— Сначала ты, — сказал я через минуту, и мэтр с улыбкой взялся за застёжки на своём облачении. — Повернись и покажи спину. И не смей мне пудрить мозги.
Когда ткань соскользнула с его плеч, я едва подавил крик горя, хотя, казалось бы, уже успел подготовиться. Я ведь знал, что увижу там… точнее не увижу. Бэлар избавился от татуировки, и уже больше не мог называться Многоруким. Трудно сказать, почему исчезновение кровожадного чудовища с его кожи стало для меня такой потерей.
Я понял, что плачу, когда выбежал под открытое небо.
Прячась от посторонних взглядов, я пошёл к побережью. Нет, конечно, я не собирался топиться. Или пытаться сбежать. Мне просто хотелось побыть наедине.
Навязчивый шёпот опять летел мне в спину. Похоже, даже мои слёзы компрометировали Бэлара. Мне нельзя быть рядом с ним слишком нечастным, но и слишком счастливым тоже. Мне нужен стаб, чтобы оставаться с ним рядом и соответствовать его статусу иерарха.
Вот только плевать я хотел на его статус и на самого иерарха.
Я пошёл сюда не за энитом, а за элиминатором. Не за Бэларом, а за Многоруким. И если первый теперь убил последнего, на кой чёрт мне оставаться рядом с ним?
Я затосковал по дому. Не по роскошному особняку в Бореалисе, а по бару на свалке, отчего я расхныкался ещё сильнее и понёс свои слёзы к океану, как будто без меня там было мало солёной воды.
Но когда я оказался возле него, быстро успокоился. Шум прибоя, игра закатных бликов на волнах, мягкий песок залатали моё ранение. Я скинул обувь и распустил волосы, позволяя ветру их растрепать.
Вдруг стало так спокойно. На какую-то минуту…
А потом меня окликнул голос, который я хотел слышать сейчас меньше всего. Даже меньше, чем голос Бэлара.
— Ну и как тебе после такого верить? Пообещала не создавать проблем, а сама разгуливаешь здесь, как у себя дома.
Я обернулся, готовый послать его к чёрту вместе с его мэтром и их командами. Но увидев его, тут же присмирел. Он выглядел так, что я припомнил ещё один запрет, поэтому начал торопливо собирать волосы на затылке.
— Нет. Не нужно… — остановил меня Рэймс. А когда понял, что сказал, глухо выругался. Но отступать было уже поздно. — Оставь пока так.
Я вспомнил о поцелуе, когда Рэймс посмотрел на мой рот. Однако его привела ко мне не злость на то маленькое происшествие, а долг.
— С тобой хочет поговорить мэтр. — Он протянул мне наушник, но я отвернулся.
— А я не хочу.
— Придётся.
— Я не смогу ему сейчас сказать ничего цензурного, — признался я. — Если ты его верный слуга, ты должен защитить его от оскорблений какого-то беспородного сопляка.