На самом деле, падая, я поклялся, что больше никогда не заставлю его делать это снова.
У меня было мало времени на то, чтобы придумать, как именно я буду перед ним извиняться — всего несколько секунд, прежде чем чувство абсолютной свободы сменилось чувством такого же абсолютного плена. Это было даже хуже падения на асфальт, а я знал, о чём говорил. Просто в этот раз после жестокого удара я провалился ещё глубже, меня сдавил холод, вода залилась в уши и нос.
А потом я открыл глаза… и ничего уже не помнил.
В общем, очень сомнительное веселье.
Я понял, что не умер, потому что мне стало очень больно. Лёгкие жгло огнём, я судорожно кашлял, освобождая их от солёной воды. Да, внутри стало очень жарко, а снаружи холодно. Я дико замёрз. Ко всему прочему ситуацию усугубляла кратковременная амнезия: я не мог вспомнить, что со мной стряслось.
Я должен был сделать что-то очень важное… что-то жизненно необходимое…
Я открыл глаза и тут же мучительно зажмурился от яркого солнца. Но вот надо мной навис кто-то большой, и я благодарно вздохнул. Я вспомнил, как точно так же прятался от безжалостного света в приюте, и Рэймс спас меня от него своей тенью…
— Рэймс…
К моему рту прижались чужие губы, хотя в реанимации уже не было никакой необходимости.
Солёный.
— Я здесь. — Лицо обжигало чужое, сбивчивое дыхание. — Какого чёрта ты… — Он не договорил, целуя меня. — Какого чёрта ты задумала? Если хочешь сдохнуть, я сам… — Такое ощущение, что это он выпрашивал у меня реанимацию, снова и снова прижимаясь к моему рту. — Я сам тебя убью.
Это были слова и действия мэтра, но голос и вкус не его.
Не дешёвой выпивки, а океана.
С некоторых пор не было ничего, что пугало бы меня сильнее. Я лежал на берегу, на мягком песке, а океан шелестел волнами и лихорадочно повторял, что убьёт меня. Чуть попозже… только ещё немного попробует… я казался ему сладким… он понятия не имел, что я такой приятный на ощупь и вкус…
По ощущениям я вновь тонул, хотя и чувствовал нагретый песок под спиной. Я начал вяло сопротивляться, и убийца (спаситель) отклонился.
Я только теперь заметил, что у Рэймса синие глаза, почти такие же, как вода в лагуне. Мне не было никакого дела до цвета его глаз раньше. Теперь же я буду вспоминать океан каждый раз, когда посмотрю на этого мужчину.
Рэймс открыл рот, чтобы сдаться мне официально, но мэтр ему помешал.
— Какое чудесное сокровище ты нашёл на этом острове, Рэймс. Или ты его украл? — Остановившись неподалеку, Бэлар смотрел на нас и ухмылялся. Его облачение сияло ярче солнца. — Играете в пиратов, а? Я-то думал, куда ты так рванул. Конечно, играть с Габи намного приятнее, чем спорить с этими высокоинтеллектуальными баранами. Кому, как не мне, это знать.
Бэлар нарочно дразнил его, забавляясь безосновательной ревностью своей старшей «вещи».
— Просто… искусственное дыхание, — нашёл я в себе силы прохрипеть. Потому что Рэймс молчал. Он не собирался оправдываться.
— Выходит, он снова спас тебя? Вытаскивает из огня и воды. — Мэтр присвистнул. — Чёрт, мне не терпится рассказать всем, какой ты герой, Рэймс. Нужно же объяснить хозяину и гостям, что внезапно случилось с твоими манерами.
— Это всё из-за меня, — сказал я, потому что почувствовал: ситуация становится катастрофической. — Я пообещал ему никуда не соваться, а сам полез в воду. Хотел научиться плавать и вот…
Кстати, как он понял, что я в беде? Пирсинг реагирует на изменение температуры окружающей среды? Тела? Или же считывает каким-то образом пульс? Я даже не поинтересовался тем, как он работает, дурак.
— Защищаешь его? Думаешь, такому, как Рэймс, нужен защитник?
Ситуация в самом деле абсурдная. Я едва справлялся с собственным дыханием, что уж говорить о защите кого бы то ни было. Кроме того, в этом не было никакого смысла.
— Почему бы тебе не защитить, например, меня? — продолжил Бэлар. — Ведь, судя по взгляду, Рэймс на меня сейчас набросится.
— Никогда, мэтр, — процедил Рэймс, и даже я ему не поверил. — Позвольте отнести её в дом. Её нужно показать врачу…
— Да перестань. Я видел, как ты отлично справился с искусственным дыханием. Какой врач сделает лучше?
На самом деле, я уже не чувствовал себя умирающим, но почему-то от слов мэтра снова заболело в груди. И это неправильно… в смысле, он вёл себя, как обычно, я привык к странностям его поведения. Что изменилось?
То, что я теперь неосознанно сравнивал его с Рэймсом?