Возможно, из-за головной боли я не смог вспомнить все подробности этого утра. Но когда я зашёл в ванную, всё встало на свои места. Я обнаружил:
а) свою одежду аккуратно сложенной;
б) следы от поцелуев на теле. Везде.
Я изо всех сил попытался почувствовать сожаление, но — опять же — мне мешала головная боль. Я сожалел лишь о том, что перебрал вчера, поэтому, наскоро приняв душ, я пошёл за лекарством от похмелья. Рачительная «мебель» кроме таблеток сообразила мне ужин, и в итоге мне стало просто непозволительно хорошо. Я чувствовал себя сытым, отдохнувшим — полностью удовлетворённым.
Я решил реанимировать свою совесть, заглянув в кабинет Рэймса. Но всё опять вышло наоборот.
Встретив у закрытой двери нерешительно мявшуюся «мебель» с подносом в руках, я остановился и прислушался. Рэймс с кем-то спорил, и хотя голос он не повышал, тон у него был такой, словно он угрожал кому-то пытками и смертью.
— Он один?
Парень закивал.
— Давай-ка я тебе помогу. — Я забрал поднос из его рук и заметил благодарность во взгляде слуги.
Я зашёл внутрь без стука и поставил поднос с едой на журнальный столик. Рэймс замолчал, слушая собеседника, а я тем временем разглядывал ужин, хотя в отличие от Рэймса не был голоден. Но когда я повернулся, оказалось, что он смотрит не на еду. Судя по отметинам на моей коже, меня он находил тоже очень съедобным.
Перед тем как прервать разговор, Рэймс согласовал отправку новой партии солдат, и я подумал, что никогда прежде слова «огневое взаимодействие» не звучали настолько эротично.
Разглядывая Рэймса, я думал о другом взаимодействии. А ещё о том, почему самый асексуальный мужчина на планете выглядит настолько сексуально. При том, что он явно был не в духе. Не спал уже который день. И, очевидно, был голоден, а я бессовестно крал оливки из его ужина. Я обожал оливки.
— То, что произошло сегодня… — начал решительно Рэймс, собираясь разобраться и с этой проблемой. Его тон не изменился, голос звучал так же жёстко, как и в разговоре с его подчинённым, намекая на то, что дальнейшие слова мне не понравятся.
Поэтому я его перебил:
— Я не помню, что произошло, так что можешь расслабиться. Мы вчера с ребятами выпили лишнего… Прости, ладно? Это был первый и последний раз.
Рэймс уставился на меня так, будто я ему отвесил пощечину.
— Не помнишь?! После того, как…
Но я его снова перебил:
— Шучу. Всё я помню. Ты затащил меня в постель, хотя и видел, что я не в себе. Воспользовался моей беззащитностью, чтобы воплотить в жизнь свои развратные мечты.
— Не только свои. Обвиняешь меня, хотя сама…
— Шучу, — перебил я в очередной раз. — Я не считаю, что ты воспользовался ситуацией. Как бы там ни было, мне понравилось. Поэтому давай на чистоту: как насчёт того, чтобы стать временной заменой Бэлару?
Унизительно. Рэймс прищурился, разглядывая меня с явной ненавистью и с таким же сильным желанием.
— Я получу тебя в любом случае. Тебе решать, как это называть.
— Шучу. Я бы никогда не стала предлагать тебе что-то подобное всерьёз. К тому же, у тебя вряд ли получится его заменить.
— Не переживай, я буду очень стараться.
Кому как не мне знать, насколько он может быть старательным, если дело его по-настоящему увлечёт. А мной он всерьёз заинтересовался.
— Шучу. — Я улыбнулся, забирая очередную оливку с подноса. — Бэлар тут вообще ни при чём. Между мной и мэтром уже ничего нет и быть не может.
Не знаю, зачем я сказал ему об этом. Чтобы успокоить? Чтобы он не подумал, что я такой неразборчивый, и мне сгодиться любой? С некоторых пор мне стало важно его мнение, но, думаю, дело тут в том, что я просто хотел произнести это вслух. Озвучить эту простейшую истину.
Между нами ничего нет и быть не может. Бэлар — не Многорукий, и если с алкоголиком-элиминатором мне трудно было представить своё будущее, то с иерархом — тем более. А может, дело даже не в нём, а во мне. В том, что я вырос и мне уже недостаточно просто находиться рядом в роли его «вещи», которой он может вертеть, как захочет.
— Я видел вас в коридоре в тот раз. И слышал каждое слово. — Рэймс цинично усмехнулся. — Понимаю, теперь под стабом удовлетворять тебя мэтру трудновато. Тогда как я готов тебе услужить в любое время, Габриэль. Просто скажи, что нужно делать, и я сделаю. В лучшем виде.
Ну ла-а-а-адно.
Я отвернулся, чтобы перестать представлять, какой он под одеждой.
— Ты что, ревнуешь? Ты же не думаешь, что после того, как ты дал понять, что моя верность тебе не нужна, я воодушевилась и решила хранить девственность специально для тебя? В мире мужчин и без стаба это довольно трудновато.