А если вспомнить, кто меня воспитывал и как? Без шансов.
— Не нужно снова и снова обвинять меня в том, в чём я перед тобой виноват меньше всего, — сказал Рэймс. — Я спас тебя в тот день дважды: когда оттащил того сопляка и когда прошёл мимо. Я выбирал солдат. Того мальчишки уже нет в живых, потому что он отправился на фронт в шестнадцать. А где ты была в шестнадцать? Под каким-нибудь ублюдком, умоляя его так же, как меня вчера? Спорю, это приятнее, чем убивать или умирать на бесконечной войне. Так что не за что, чёрт возьми.
— Ты ничего обо мне не знаешь, — бросил я, доедая оливки.
Я уже приготовился его оскорбить как-нибудь покрепче, но потом понял, что безразличие сработает эффективнее. Рэймс же ожидал, что я начну оправдываться. Или расскажу про своё житьё-бытьё в шестнадцать.
— Нет, — согласился он. — Но мне приятно, что ты не забыла меня за эти пять лет. Похоже, я был единственным мужчиной, который отказался от такого щедрого предложения.
Я промычал в знак согласия, что вовсе не означало, что после него было полно тех, кто не отказался. Только один, который сам встал на колени и попросил меня «как я Рэймса».
— Но не надо считать себя особенным, — добавил я, почувствовав себя неуютно под его пронзительным взглядом. — Ведь ты, похоже, жутко жалеешь о том, что отказался.
Даже если так, он ни за что в этом не признается.
— Особенный или нет — решать тебе.
Возможно, он хотел, чтобы я решил это прямо здесь и сейчас, но я пошёл к двери. Мол, я удовлетворился и оливками, а теперь мне здесь делать нечего.
— Не буду мешать. У тебя же куча дел. И ужин остывает. Кстати, не подскажешь, когда вернётся мэтр?
Я не договорил, на самом деле. Сократив расстояние за секунду, Рэймс прижал меня к двери и заткнул мне рот одним из тех безумных поцелуев, которым я его на свою голову научил.
— Я чертовски жалею! Ты это хотела услышать? Я хотел тебя забрать, потому что то, как ты на меня смотрела в тот раз… Мне хочется убивать от мысли, что ты могла на кого-то ещё так смотреть и просить кого-то о том же. И что этот ублюдок с радостью взял то, что должно быть моим.
— Даже если этот ублюдок — твой мэтр?
— Тем более он, — процедил Рэймс, не отпуская. — А это, как ты понимаешь, огромная проблема. Я искренне верил до встречи с тобой, что не найдётся ничего, что заставит меня предать Бэлара. Оказывается, всё это время моя верность держалась на наркотике. Дрессировка, испытания, сражения… всё это ни черта не значило, потому что я готов отречься от того, что мне дал мэтр и его отец. Ради чего? Ради случки с женщиной?
— Ради того, что впервые в жизни захотелось лично тебе? — предположил я.
— Да, мне дико этого хочется, — согласился Рэймс, прижимаясь ко мне, чтобы я тоже это почувствовал. — Если это первое лично моё желание, выходит, я не настолько хорош, насколько считал. И раз уж мы выяснили, что я ничем не лучше животного, может взять тебя прямо сейчас? Думаю, после этого мне сразу полегчает.
— Это называется изнасилованием.
— Тогда попроси изнасиловать тебя.
— Звучит, конечно, заманчиво, но если тебя интересует моё мнение, то нет. — Я, правда, старался, чтобы он уловил сарказм в моём голосе.
— Ещё утром ты умоляла меня об обратном.
— Но ты не воспользовался моим предложением?
— Нет.
— Значит, ты опять сделал правильный выбор, который вышел тебе боком. Но я тобой горжусь. — Мы оба тяжело дышали, глядя друг другу в глаза. — Ты не животное, Рэймс. Ты самый благородный и сдержанный из мужчин, которых я знаю.
Ему не понравился мой комплимент. Потому что из него можно было сделать ошибочный вывод, что я знаю слишком много несдержанных мужчин. И эта мысль сводила его с ума.
— Именно поэтому ты говоришь мне «нет»? — Рэймс скользнул большим пальцем по моим губам. — Или есть ещё что-то, в чём я проигрываю остальным твоим любовникам? Скажи мне, чтобы я мог исправиться.
«Исправиться» в данном случае означало пасть ещё ниже.
— Дело не в тебе. Просто я сейчас слишком трезва для этого.
Рэймс неприятно рассмеялся.
— Значит, ты подпустишь меня, только если будешь не в себе? Тогда у нас большая проблема, Габриэль. Ведь в таком случае я не стану прикасаться к тебе, даже если ты попросишь. Ищешь оправдание, чтобы отдаться мне? Чертовски несправедливо, если учесть, чем жертвую я. — Он наклонился, но не для поцелуя, а чтобы вдохнуть запах моих волос. Я пах так же, как он, потому что принимал душ в его ванной, пользовался его средствами гигиены и полотенцем. — Мне оправдания не нужны. Я хочу тебя. Захотел ещё в тот раз, когда ты сняла передо мной платье.