— Чего молчишь? — Он подошёл ко мне почти вплотную. — Ну давай, выкладывай, в чем проблема? Нам предстоит долгая дорога, и я не поеду за спиной с придурком, который смотрит на меня так, словно хочет горло перегрызть.
— Всё в порядке, — сказал я. — Можешь ехать без меня.
Он оторопел.
— А?! Когда ты успел стать таким самостоятельным?
— Не знаю. Когда ты меня бросил? Ты заставил меня поверить в необходимость моей смерти. Ты мог бы мне всё объяснить, но ты не стал этого делать. Не захотел. А теперь я не хочу.
Многорукий выгнул бровь.
— Дерзишь.
— При том, что я не сказал тебе даже половину того, что хотел сказать.
— Собираешься ляпнуть какую-нибудь гадость, Габи?
— Мудак.
— Ну ничего себе! Может, и послать меня думаешь?
— Иди к чёрту.
— А ударить? Хочешь?
— До смерти, — признался я, но руки из карманов не вытащил.
— Ну так давай. — Он наклонился, шепча: — Ударь меня.
— Знаешь, у меня было полно свободного времени, чтобы вот над чем подумать, — говорил я, стараясь на него не смотреть. — Ты не имеешь на это права. Ты не можешь учить меня. Наказывать. Использовать и издеваться.
— Ударь.
— Потому что ты мне никто, ясно?
Его глаза опасно сощурились.
— Теперь если не ударишь ты, то я сам тебе врежу.
— Я тоже читал ту твою книгу, ясно? Всё, что там написано — устаревшая чушь. «Семья», «мать», «отец», «дети». Сколько тебе лет, а? Ты в курсе, какой сейчас век? Я не твой ребёнок, ясно? И ты никогда не сделаешь из меня своего сына, ученика, или кого ты там хочешь.
— Я тебе врежу очень больно, Габи.
— К тому же, я теперь абсолютно уверен в том, что ты энит. И вдобавок конченый извращенец.
— Врежу и даже не посмотрю на то, что ты девчонка.
И в этот момент я высвободил кулак из кармана и двинул ему по лицу, особо не целясь.
— И бьёшь, как девчонка, — заявил он, но кто сказал, что я закончил?
Я замахнулся и на этот раз ударил изо всей силы. Но когда Многорукий даже не пошатнулся, накинулся на него, как бешеный пёс. Я сшиб его с ног. Я оседлал его и вбивал в его прекрасное лицо свой кулак, рыча и плача.
Предал меня!
— Сильнее, Габи.
Оставил здесь, в этом грёбаном приюте!
— Ха-ха, у меня сейчас встанет. Ты всегда такая нежная?
Ты во сто раз хуже Рэймса! Потому что ты знал! Ты единственный, кто знал! И всё равно бросил меня здесь…
Лицо мэтра было всё в крови, но я не стал себе льстить. Я понимал, что половина этой крови — моя. Но я не чувствовал боли. Ничего не замечал. В том числе зрителей, которые обступили нас плотным кольцом, но не решались вмешиваться. Только не в драку Многорукого и «того психопата, который прикончил Шейна».
И я бы не остановился. Сам — никогда. Но мэтр поймал мой кулак и прошептал «сдаюсь». Мы оба тяжело дышали.
— Я сдаюсь, — повторил он хрипло, улыбаясь окровавленными губами. — Не бей меня больше, пожалуйста. Я буду хорошим мальчиком.
Я вскочил на ноги и бросился к дверям, расталкивая толпу. Я вылетел на улицу, под небо, с которого сыпался снег. Холод забрался за шиворот, в лёгкие, и я почувствовал себя чуть лучше. Я сунул пятерню в ближайший сугроб, всерьёз размышляя над тем, не закопаться ли в него с головой.
Внутри беспощадно жгло.
Прода
Глава 31
К тому моменту, как байк остановился возле бара, моя рука превратилась в сплошной синяк. А с лица мэтра исчезли все следы моей внезапной вспышки гнева. Он ухмылялся и отпускал свои шутки в стиле «давай я поцелую, и всё пройдёт».
Я молчал.
Я промолчал даже когда Майлз и Фрик, уже смирившиеся с моим исчезновением, выбежали навстречу, что-то радостно восклицая. Я обошёл их и взлетел по лестнице. Я заперся в ванной и долго стоял под душем, намыливаясь раз за разом, хотя в этом уже не было никакого смысла. Из-за того что моя правая рука горела от боли, я вытерся кое-как.
Боль становилась просто невыносимой от мысли, что, в отличие от меня, этот ублюдок ничего не почувствовал.
Выйдя из ванной, я обнаружил его сидящим под дверью.
— Я уж решил, что ты там собрался топиться, — сказал он, начиная меня преследовать.
Судя по всему, он уже успел набраться. Он постоянно улыбался, хотя ничего весёлого в происходящем не было.
Я спустился вниз, чтобы взял аптечку. Я поднялся с ней в нашу комнату и сел на кровать. Мэтр опустился на пол, следя за моими неуклюжими попытками наложить мазь и повязку.