Кончая, я произнёс его имя.
Он разжал руки и позволил мне сползти на пол. Отдышавшись, я запрокинул голову и прислонился затылком к его колену. Ширинка его штанов топорщилась, и это выглядело болезненно, но Многорукий не торопился хоть что-то предпринимать, разглядывая меня.
— У тебя очень сладкий голос, Габи. Ты чудесно поёшь.
Всё-таки он не только следит за мной, но и подслушивает. Если это помогало ему каждый раз приходить вовремя? Я не был против.
— Не понимаю, что твоим приятелям не нравится. Может, нужно трахнуть тебя на том рояле?
Едва ли я стану звучать от этого музыкальнее. Скорее даже наоборот, я просто превращусь в животное, которому наплевать на то, как оно выглядит и звучит.
— Поэтому я и завидую животным. У них нет стыда, — сказал мэтр. — Животную любовь можно выставить напоказ.
Так мог бы говорить энит, завидующий людям, подумал я.
Не знаю, как там было раньше, но теперь внесистемные люди мало чем отличаются от зверей. Постаревшие шестнадцатилетние «куклы», бракованные солдаты, вышедшая из моды «мебель», износившиеся рабочие — выкинутые на помойку винтики единого механизма, о масштабах которого я даже понятия не имел. В глазах иерархов наша жизнь уже закончилась. Для нас же она даже не начиналась. И мы бродим по этой свалке в поисках удовольствия, еды и тепла. Страдаем от одиночества. Ищем, чем бы заполнить гнетущую пустоту…
Я повернулся и потёрся щекой о бедро мужчины. Я был благодарен ему за то, что он «поиграл» со мной, но за то, что он теперь просто стоял и смотрел на меня — больше.
Мне показалось, что он никогда не был так серьёзен, как в этот момент. Наверное, он что-то вспоминал. Не то чтобы мне было дело до его прошлой жизни, но я всё-таки спросил:
— У тебя были женщины?
— Не так много, как хотелось бы.
— «Куклы»?
Он покачал головой.
— Это было не Здесь.
Я и не знал, что мэтр покидал эту планету. Он повторял, что он искусственный, но никогда не говорил, для каких целей его вырастили.
— Когда ты был солдатом? — уточнил я, и он бросил:
— Типа того.
— Ты… — любил их? — помнишь их имена?
— Нет. Я даже их лиц не помню. Я никогда не спал с одной дважды.
— Почему?
— Это бы вызвало привязанность.
— Что в этом плохого?
— Таким как я это запрещено. Это против правил, понятно?
Не так хорошо, как хотелось бы.
— А что насчёт меня?
— М?
— Ты со мной тоже не будешь спать дважды?
— У тебя короткая память, Габи. Я тебя только что поимел пальцами. Второй раз. А в мыслях намного больше.
— А как же правила?
— Я уже давно не солдат, я — животное. К тому же, я привязался к тебе намного раньше.
— Насколько раньше?
— Когда ты заявился на мой порог с чулком на голове и попросил убить Рэймса.
— В первый же день? — не поверил я.
— М-да, я подумал: это сопляк далеко пойдёт, если выбирает себе врагов вроде Рэймса и друзей вроде меня.
— Ты просто принял меня за чокнутого, — сказал я.
— Я принял тебя за чокнутого, — не стал отрицать Многорукий. — И решил, что у нас много общего.
— Кроме вот этого? — Я провёл рукой по его бедру. Я хотел прикоснуться к нему не через ткань. Представив, каково было бы ощущать его в своих пальцах, я снова возбудился.
— Ну разве ты не идеал? Похож в одном, непохож в другом. Но именно так, как мне нужно.
Я приподнялся, прижимаясь щекой к его паху. Мои ладони скользнули на его задницу, и я закрыл глаза. Почему то, что у него на меня стоит, делало меня таким послушным и доверчивым? Индикатор его настроения. Я моментально понимал, что он не желает мне зла, а напротив любит больше, чем обычно. Я был рад, что его привязанность ко мне выражается так явно. Со мной в этом плане сложнее.
Не помню, когда именно я успел изменить своё отношение к мужскому члену с резко отрицательного на крайне положительное. Раньше его вид вызывал у меня неприязнь и жалость к самому себе, теперь я хотел увидеть, прикоснуться, попробовать его на вкус.
Я потёрся губами о грубую ткань и почувствовал, как мэтр коснулся моих волос. Попытался собрать их в кулак, но короткие пряди проскользнули меж его пальцев.