«Гляди-ка, Пашка, ведьмино кольцо!»
Приближаясь к городу, они чувствовали запах рынка. Запах свежего мяса и людей, преющих в тулупах и ватниках. Люди толпились у прилавков, шумные, как пчелиный рой. На дне тазов, в кровавой требухе, плавали рыбьи головы.
Арылхан защелкнул карабин на ошейнике Найды. Почувствовав несвободу, собака заскулила и виновато завиляла хвостом.
Обогнули рынок, вышли к улочке, шли мимо пятиэтажек, детского садика и магазина с надписью «Хлеб».
Людей на улицах почти не было.
Поднялись на пятый этаж хрущевки, что стояла в стороне от других, рядом с замусоренным оврагом и покосившейся деревянной будкой с ржавым амбарным замком на петлях.
Дверь открыла жена Арылхана, низкорослая якутка с некрасивым остроскулым лицом.
Разувшись в прихожей, капитан заглянул в кухню.
Кухня вмещала стол, плиту, газовый котел и маленький холодильник, которым пользовались только в недолгие теплые месяцы. В остальное время продукты, которые могли испортится, вывешивались через форточку в холщовом мешке, привязанном к концу палки.
Прошли в гостиную.
Якутка взяла за ручку пятилетнюю дочь, сидящую на краю дивана и с любопытством, не вынимая пальчик из ноздри, изучающую капитана, и вывела девочку из комнаты.
Арылхан освободил журнальный столик от пустой хрустальной вазы и стопки газет, и выдвинул в середину комнаты, ближе к дивану, на котором сел капитан. Сам сел на табуретку.
На столике мгновенно появились принесенные женой Арылхана графин с водкой, миска моченых яблок, тарелка соленых белых грибов, нарезной балык из красной рыбы и буханка черного хлеба. Капитан поблагодарил якутку и спросил, не хочет ли она присоединиться к ним. Она быстро глянула на мужа и ответила отказом.
- У нас, Паша, так принято. Если к мужчине приходит гость, женщина занимается своим делом, - объяснил Арылхан, когда якутка вышла из комнаты. - Женщина есть женщина. - Арылхан поднял рюмку: - Ну, давай-ка!
Выпили. Хрустнули мочеными яблоками. Арылхан ущипнул ломтик балыка, по-волчьи вскинул подбородок и задвигал челюстями.
- Ну как, доволен ты?
- Да, Арылхан, спасибо!
- Устали мы, конечно… Ну, это ясно. Тут и дорога, и тайга, и похлебка... Она тоже усталость дает!
- А что это была за похлебка, Арылхан?
- Из мухоморов. Чтобы камлать, шаман должен сам грибов наесться и гостей накормить.
- Без этого никак что-ли?
- Никак. Сейчас — никак. Раньше, в давние времена, не нужно было. Люди и так были к духам близки. А сейчас — надо.
- Ты давно его знаешь, Арылхан?
- Давно, - пожевал губами Арылхан и наполнил рюмки, - очень давно... Еще отец мой его знал, и отца его знал, тот тоже шаманом был. Отца его молнией вдарило, три дня пролежал как мертвый, потом встал и начал камлать. У них это по наследству передается. Они, правда, считают это каким-то проклятием...
- Шаманский дар - проклятием? – изумленно перебил капитан.
- Хм! Так это мы так говорим — дар! А для него - борьба и мука. Хотел бы отказаться, да не может. Он ведь себе не принадлежит. Духи им распоряжаются. Шаманы вообще худо живут, неумело, потерянно. У большинства ни жен, ни детей, даже дома своего нет. Этот хоть старухой обзавелся… Говорили, в молодости ладным был, хотел уехать в большой город, учится пойти. Но заболел тяжело. Лежал в лихорадке. Все думали - не жилец. Отца его к тому времени уже не было в живых. Позвали шамана из Якутии. Тот и говорит: нужно ему камлать, иначе — не выживет. Собрали людей, принесли в жертву девять телят, посвятили в шаманы. Так он и выздоровел помаленьку. Теперь - один на сотни километров. К нему люди так и идут. И он камлает. Не может не камлать, иначе — худо ему. Только когда камлает, живым себя чувствует, остальное время, ты сам видел, лежит себе, что есть, что нету.
- А почему же он так беден, если он один такой?
- У них поверье, у шаманов, - не брать деньгами. Если мясом, подношениями - могут взять. И то если с богача. С бедняков — вообще ничего не берут. Боятся, что духи разгневаются, шаманского дара лишат. А если деньги ему предложишь — еще и глазом недобрым посмотрит.
- Что же, он не понимает, какая у него власть над людьми? Я сам ее ощутил, когда он на меня глянул! Люди ведь и боятся и уважают его и любые подарки готовы нести в знак благодарности!
- Какая там власть! Что ты! Он ведь не сам по себе, он все через духов делает! Он как пленник у них! Когда камлает, сам не свой становится. Захотят духи через него говорить — будут говорить, а не захотят — ничего не поделаешь. Бывало падает на землю и лежит. Тормошат его, водой поливают, а он — словно мертвый. Духи молчат — и он молчит.
- Знаешь, Арылхан, я даже не помню, как он закончил свой танец… Помню только как он в живот нож всадил. Кровь была!
Арылхан почесал кулаком подбородок:
- Ну это было, было, я тоже видел… Но это, как бы сказать, что-то вроде представления. Кровь — да, настоящая, но только не его, а куропатки или зайца. Он ее в рыбьем пузыре держит, в штанах, а потом лопает пузырь, втянув живот, вот и кажется, что себя порезал.
- Так что же, это все игра была? - удивился капитан.
- Ты погоди! Погоди! Мы ж не совсем тут темные люди! Все знают о шамане, что есть у него секреты свои. И с ножом, и с кровью, и с углями, которые он якобы горячими в рот запихивает, а на самом деле — остужает водой, которую перед этим незаметно из миски в рот набирает...
- Вообще не пойму! Так что, это все спектакль, Арылхан?
- Всё да не всё! Есть и спектакль… Но старик-то всерьез с духами говорит! Из тела душа его выходит! Ну и игра, на людей рассчитанная, тоже есть. Вот только никто не скажет наверняка, где кончается игра и где начинается правда, откровение. Сам шаман не скажет! Может и нету этого раздела. Может одно в другое перетекает, а чтобы разделить — никак не получится!
Капитан взъерошил волосы:
- Все-таки я не пойму, Арылхан…
- А и не надо ничего понимать! Нечего тут понимать! Если бы можно было понять, любой бы так мог, а он — один на весь край! И все, что делает, не просто так. Погоди — сам увидишь, - Арылхан выудил сигарету из пачки. - Ты только никому не говори, о чем думал во время камлания. Тогда — сбудется. Ты ведь думал?
- Да! Только о самом важном и думал, как ты и предупреждал меня. Пока не начались видения, галлюцинации, там уже за мыслями не уследишь... Но и сквозь это — думал, думал!
- Правильно, - кивнул Арылхан. - То, о чем думаешь, чего хочешь всем сердцем во время камлания — обязательно сбывается. Не всегда, правда, это людям в прок. Желания — они манят, пока они желания… Один попросит чтобы жена у него была молодой и пылкой, найдет такую, а она — с кем помоложе да погорячей спутается. Другому подавай богатства — и оно придет, вот только с болячкой, от которой никакими деньгами не откупишься. Третий хочет, чтобы женщин было много и чтоб все сохли по нему, а потом — встретит одну, всю душу она из него вымотает, захочет женится, захочет семьи, а не может, судьба теперь у него, чтоб со многими, но не с одной. Четвертый молит, чтобы сын от болезни исцелился, - сын выздоровеет и отца из дому гонит. Пятый мечтает из дома вырваться, на большую землю уехать, город его манит, - а там, в городе, никто не примет, не поможет, некому даже пожаловаться, вот и ходит, мыкается, как бродяга, и в мире место себе не нашел и домой возвращаться стыдно. Люди, бывает, и раскаиваются потом, что сглупили, не смогли желаний своих понять, да только поздно уже. Шаман свое дело сделал, воззвал к духам и они судьбу человека изменили, а дальше — это уже не его забота.
Стена над диваном была украшена ковром с изображением двух переплетенных рогами оленей. Возле окна стоял обшитый деревом радиоприемник. За стеклом серванта - простенький сервиз и керамические фигурки каких-то божков и зверей.
Жена Арылхана принесла еще грибов и моченых яблок. Пустой графин одиноко высился среди посуды. Арылхан докурил и раздавил окурок с пепельнице. Вышел в кухню и начал ругать жену на своем, не понятном капитану языке. Якутка молчала. В ярости Арылхан несколько раз ударил кулаком обо что-то деревянное, глухое, - столешницу или дверцу шкафа. Возможно, ему не понравилось, как якутка накрыла стол, как вела себя с гостем или что не принесла еще водки.