Мороз все крепчал, ветер бросал в лицо колючий снег, но они не замечали этого. Ничего не существовало для них в эту минуту на белом, занесенном вьюгой, морозном свете.
Но уже гудят моторы самолета, последний поцелуй снежинкой тает на губах — и все. Прошло полчаса. Взмах руки из маленькой дверцы, и уже не видно любимого лица, и медленно трогается с места тяжелая птица.
Вот она берет разгон, взлетает в небо, и только снег вихрится за мощными винтами. Еще секунда, другая — широкие крылья исчезают в непроглядной зимней мгле.
Глава двадцать шестая
Вера Петровна Карцева, принимая экзамен, молча слушала ответ Ольги Коршуновой и пристально вглядывалась в ее лицо. Она знала от мужа историю с Саввой Похитоновым и дивилась про себя выдержке Ольги.
Последнее время Ольга старалась так заполнить свой день, чтобы не осталось ни одной свободной минуты. Она допоздна сидела в читальне над книгами, тренировалась. Кроме того, она выполняла несколько общественных поручений: она выпускала курсовую стенную газету, помогая Карцеву, вела группу начинающих легкоатлетов, — и все–таки каждый вечер неизбежно наступала та минута, когда приходилось возвращаться в комнату общежития, ложиться в постель и оставаться наедине со своими мыслями. Это было самое страшное.
— Довольно, Коршунова, — сказала Вера Петровна. — Пять.
Ольга вышла из аудитории. Вера Петровна поглядела ей вслед и покачала головой.
В коридоре Ольга остановилась, словно раздумывая, за что же теперь взяться, потом пошла вниз к автомату и позвонила Волошиной.
— Я готова, — прозвучал в трубке глубокий грудной голос актрисы. — Встретимся через тридцать минут в метро на площади Маяковского.
Ольге нравилась точность Ольги Борисовны. Сейчас два часа. Значит, она только что закончила репетицию и ждала звонка.
Девушка вышла из института, добежала до Красных ворот, быстро спустилась в метро и через несколько минут уже была на перроне станции «Маяковская». И как раз в это время на эскалаторе спускалась вниз Волошина. Она еще издали увидела Ольгу и улыбнулась ей: та помахала в ответ рукой.
Они проехали до станции «Сокол», потом вышли на улицу и пересели В автобус; еще полчаса по занесенной снегом дороге — и вот уже за холмом темнеют леса Архангельского. Здесь, в живописном парке, когда–то принадлежавшем князьям Юсуповым, помещался санаторий, а при нем — лыжная база.
— Знаете, Ольга, — говорила Волошина, — я что–то не помню, чтобы Карцев давал кому–либо такую нагрузку. Четыре раза в неделю — в зале. Две лыжные прогулки, один раз каток. Не много ли для нас с вами?
— Не много, — ответила Ольга, — он нас к лету готовит.
— Это я понимаю, только уж очень активно он за нас взялся, маникюр сделать некогда.
— Стоп! Приехали! — Коршунова легко соскочила с автобуса.
Они переоделись в небольшой, жарко натопленной комнате. Казенный красный лыжный костюм был, наверное, гораздо богаче всех собственных, более чем скромных туалетов Ольги, и очень шел ей. Сторож, хорошо знавший Волошину и Коршунову, принес грубые башмаки на толстой подошве — они были закреплены за спортсменками, и никто другой ими не пользовался. Че–рез несколько минут обе Ольги в лыжных костюмах вышли из раздевалки и встали на лыжи.
Сильный февральский мороз потрескивал ветвями деревьев в лесах и парках Архангельского. При каждом вздохе легкие наполнялись буйной силой, словно не воздухом, а чистым кислородом были напоены зимние, застывшие в безветренной тишине подмосковные леса.
— Ого–го–го! — вдруг крикнула Волошина, и эхо покатилось далеко–далеко над лесами, откликнулось где–то в полях и снова вернулось назад.
Цепочка лыжников появилась из–за леса. Они быстро катились с горы, и радостно было наблюдать это легкое, стремительное движение.
— Смотрите, Ольга Борисовна, — удивленно сказала Коршунова: — Савва.
Волошина всмотрелась внимательнее. Действительно, вторым в веренице лыжников бежал Савва Похитонов.
— Он очень много тренируется, — ответила Волошина, — мне Карцев уже как–то говорил об этом.
Она произнесла эти слова и внимательно посмотрела на Ольгу, но не могла заметить даже тени сомнения или колебаний.
— Пошли, — сказала Коршунова и, сильно упираясь легкими палками в пушистый снег, двинулась с места.
Как яркие цветы, замелькали их костюмы меж толстыми стволами деревьев, все дальше от парка, глубже в лес, где мало лыжных следов, а воздух напоен крепким запахом сосны. Вдруг лес кончился. Перед спортсменами открылась замерзшая река под горой и простор широкого поля.