— От нас до них точно такое же расстояние, как от них до нас, — заметил Гаркнес.
— Нет, это неверно, — возразил Хивисайд, — мы сидим за Атлантикой, как на острове. За наши деньги можно найти много охотников воевать.
— Когда дело дойдет до войны, то ни на каком острове не отсидишься, — задумчиво сказал Генри Шорт.
Ему никто не ответил. Слишком выразительны были снова вставшие перед их глазами развалины, чтобы можно было хотя бы в мыслях допустить возможность такого в Америке.
— У нас неполное представление о Берлине, — вдруг сказал Гаркнес. — Предлагаю зайти в гостиницу, взять костюмы и ехать на стадион, где будут соревнования. Не мешает заранее познакомиться с полем и будущими соперниками.
— Но ведь придется идти через советский сектор, — испугался Хивисайд, — а Шиллинг предупреждал, чтобы мы туда не ходили. Мало ли чего можно ждать от этих большевиков? Похитят тебя — и ищи тогда ветра в поле.
— Ну, этого я не боюсь, — засмеялся Гаркнес, — нас с Шортом украсть невозможно. А пройти по Берлину хоть раз непременно нужно. Что мы расскажем дома, если не увидим всего своими глазами?
— Правда, — согласился Шорт.
— Я согласен, но уверен, что ничего интересного мы не увидим, — отозвался Хивисайд. — Хотя Шиллинг почему–то очень настаивал, чтобы мы туда не показывались. Значит, надо идти. Но во всяком случае не мешало бы захватить еще несколько человек.
— Все боишься, чтобы тебя не украли большевики!
— Береженого и бог бережет, — мудро ответил Хивисайд, и Гаркнес подумал, что, быть может, действительно стоит взять с собой еще кого–нибудь просто для душевного равновесия.
Когда они вышли из гостиницы, их было человек десять. Длинноногий, неуклюжий Джилькс тоже поплелся за товарищами, хотя идти ему явно не хотелось.
— Пойду погляжу, — раздраженно бросил он, когда Шорт предложил ему остаться в гостинице.
Они прошли через весь Берлин, и перед их глазами предстала вся страшная, разрушительная сила войны. В советском секторе развалин было меньше. Тут тоже новостройки спокойно уживались рядом с разбитыми зданиями. Ровный асфальт с еще не заделанными следами разрывов тяжелых бомб. Пожалуй, здесь строили больше, чем в западных секторах, но юношам было не до сравнения.
Они шли молча, боясь разговора, который назревал, как гроза б жаркий июльский день. Еще не видно ни тучки, еще ясен и прозрачен горизонт, но уже слышны откуда–то раскаты грома, и уже заранее думаешь, где бы укрыться от грозы. Хотели этого спортсмены или нет, но каждый из них, быть может, впервые в жизни задумался над такими вещами, о которых там, дома, отмахивался, даже если они приходили ему в голову. Но там, в Нью–Йорке, где игла Импайер Стейтс Вилдинг возносится в самое небо и кажется такой мощной и нерушимой, что нельзя себе представить силы, которая может ее свалить, — такие мысли вообще кажутся нелепыми.
А тут, когда идешь мимо берлинских развалин и красноватая пыль от разбитых кирпичей покрывает ботинки, невольно думается о Нью–Йорке, о собственном положении, о родных, которые остались там.. Ведь в этих развалинах тоже жили люди, смеялись, надеялись, любили…
Страшно подумать, что было с ними, когда на дом падала тяжелая двухтонная бомба. Ведь то же самое может случиться и с твоими родными и с тобою, когда бомбы станут падать на Нью–Йорк. Только теперь это будет не обыкновенная невинная фугаска, которая по сравнению с атомной бомбой все равно что сила двухлетнего малыша с мощностью шестицилиндрового автомобиля.
Нет, нельзя допустить таких мыслей, ибо от них становится страшно жить…
— Больше никогда не поеду в Берлин, — сказал Генри Шорт, — у меня как будто вся душа перевернулась.
— Да не так все это страшно, — отозвался Джилькс, — от этих бомбежек никто не погиб. Гитлер заранее построил много бомбоубежищ и прятал там всю свою живую силу.
Том Гаркнес недовольно поморщился — слишком нелепо прозвучали слова Джилькса перед лицом явной смерти, которая словно и до сих пор витала над развалинами.
— Кто ты такой? — неожиданно спросил он Джилькса.
— Я — Джилькс.
— Это я знаю. Зачем ты с нами приехал? В каком виде спорта будешь выступать?
— Вообще я боксер, но неплохо играю и в баскетбол и, возможно, пригожусь даже в вашей команде.
— Не дай бог дожить до этого! — всплеснул руками Гаркнес, смерив с высоты своего роста фигуру Джилькса, но больше ничего не сказал.
Они подошли к высокой, празднично украшенной арке главного входа на стадион. Над воротами теплый ветер шевелил флаги пятидесяти двух стран. Американские звезды и полоски плыли в воздухе рядом с перекрещенным серпом и молотом.