Эрика послушно вышла и переоделась. Как радовалась бы она этим модным ярким платьям в Берлине! Зачем они ей здесь? Когда она вернулась, Портер, издав тот же самый звук, быстро встал, подошел к ней с одной стороны, потом с другой, словно выбирая, откуда лучше ударить, затем схватил свой аппарат и, прыгая вокруг Эрики, сделал не меньше тридцати снимков. Девушка не успела опомниться, как все было кончено.
— Здорово! — заметил Шиллинг. — Портер не теряет времени даром. Ну, поедем.
Они сошли вниз, сели в машину и, задерживаясь у каждого светофора, нестерпимо медленно двинулись по извилистой, длинной, грязной, вероятно, никогда не убираемой улице. Эрика вспомнила педантичную, почти неестественную чистоту маленьких немецких городков и вздохнула. По сравнению с Ныо-Р 1 орком даже разрушенный Берлин казался чистым.
И хотя воздух на улице был еще более душным и влажным, словно насыщенный паром, Эрика была рада поездке. Все–таки какая–то перемена, да и работа, а работу девушка привыкла выполнять точно и добросовестно.
Они выехали за город. Дышать стало легче. Но и здесь широкая бетонированная автострада была с обеих сторон застроена заборами. Казалось, не будет конца этому Нью–Йорку.
Наконец они свернули в сторону, въехали в какие–то ворота и очутились на небольшом стадионе, который назывался «Черный Дракон». У зеленого поля стояла невысокая трибуна. Собственно говоря, это было здание, где помещались раздевалки, массажные, ванны, душевые, выстроенные в виде трибуны.
Навстречу Шиллингу выбежала женщина, суетливо поздоровалась с менаджером. Она произвела на Эрику странное впечатление. Трудно было угадать, сколько ей лет. Было какое–то непонятное, даже жуткое несоответствие между живостью ее движений и обрюзгшим лицом, согнутой спиной — и красивыми ногами.
— Эрика, это ваша массажистка Лора Майклоу, — сказал Шиллинг, кивая в сторону женщины. — А это Эрика Штальберг.
Лора Майклоу схватила руку Эрики обеими руками и крепко пожала ее.
— Мы с вами сделаем большие дела, я уверена! — воскликнула она. — Я о вас уже так много слышала…
— Довольно болтать, — оборвал ее Шиллинг. — Эрика, массаж — и на поле. Не теряйте времени. Запомните: время — деньги.
Никогда еще он не говорил с Эрикой таким резким, повелительным тоном. Не повиноваться было просто невозможно.
Эрика торопливо пошла вслед за Лорой и очутилась в небольшой светлой комнате, где стояла широкая, покрытая простыней скамья. Девушке был хорошо знаком спортивный массаж, которыми часто заменяют разминку, и она вполне могла оценить мастерство своей новой массажистки. Двадцать минут Лора Майклоу делала с ней что хотела, разбивая каждый ее мускул на мелкие волоконца, и когда Эрика после массажа, уже в трусах и очень красивой майке с неизвестной ей цветной эмблемой, выбежала на стадион, она ощущала во всем теле свежесть и силу, а мускулы на ногах казались крепкими, тугими пружинами.
— Хороша лошадка, — довольно глядя на Эрику, сказал Шиллинг.
Портер ответил все тем же невнятным звуком. Он приглядывался, выискивая место, откуда лучше снимать.
Началась тренировка, и Эрика поняла, что Шиллинга недаром считали в Америке одним из лучших специалистов этого дела. Он сразу же заметил все тончайшие недостатки техники бега Эрики и не только заметил, а показал, как от них избавиться. Все его советы отличались точностью и целесообразностью. Такая система работы понравилась Эрике, но нисколько не примирила ее с Америкой.
Пока она бегала, прыгала и выполняла гимнастические упражнения, Портер сделал огромное количество снимков и исчез, даже не попрощавшись. Шиллинг не обратил на это никакого внимания.
После двухчасовой тренировки снова короткий массаж, душ, и дневная работа закончена. Она вернулась в отель, и опять Эрике захотелось вымыться — такой душный, насыщенный ядовитыми испарениями воздух стоял в комнате.
— Вы скоро переедете отсюда на стадион, — утешил ее Шиллинг. — У меня там есть нечто вроде пансионата для спортсменов, у которых нет семьи. Но какое–то время, пока мы сделаем вам паблисити, придется пожить здесь.
Паблисити — так называется в Америке реклама— начали делать на следующий же день. Сначала в газетах появились портреты Эрики с короткими подписями, в которых расхваливались ее спортивные достижения. Потом эти портреты стали прилагаться к большим объявлениям о предстоящих соревнованиях на Янки–стадионе. Появились намеки на возможность установления новых мировых рекордов. Вокруг Эрики поднялся шум. Еще никто не видел ее, не знал, как она бегает, а уже тысячи людей говорили, думали о ней, заключали пари, спорили. Все это должно было стоить кучу денег, но в таких случаях Шиллинг не скупился.