«Мне вот всё равно!», – начала мясорубка.
«Сквозь меня столько прошло, столько я перемолола, что мне абсолютно плевать на это! Я столько костей сломала, что от них лишь фарш остался. Через меня прокручивают практически всё, что угодно: любые их проблемы, твердые хрящи и упертые жилки – я превращаю в единый комок. Не могу сказать, что это приятно, но вам, тем на которых лишь лежат продукты хозяев, не стоит так уж сильно переоценивать свои проблемы.», – тут снова кухонная утварь загудела. Только холодильник продолжал храпеть, да фикус молчал. Но тут с самого верха подала голос алюминиевая кружка с отломленной ручкой.
«Все ваши разговоры – пустой треп!», – остальные тут-же замолчали.
«Ваши проблемы и страдания – это ваше предназначение. Не страшно, если испачкают, не страшно, если вы покроетесь ржавчиной или будете вечно мокнуть в раковине. Страшно – тогда, когда про вас забудут или станут использовать не по назначению. Так случилось со мной. Очень давно, когда нас стариков на кухни было больше, меня грубо уронили на пол, вследствие чего откололась моя ручка. Тогда я думала, что мне настал конец. Выкинут или увезут на дачу, что в общем одно и тоже. Однако, они поступили со мной более «гуманно». Пить из меня перестали, а стали насыпать в меня остатки муки, различные травы, хранить прищепки и прочий «полезный» мусор. Убрали меня на самый верх, чтобы перед глазами не маячила, и вот так я стою здесь бог знает сколько. Поначалу я думала, что тем самым приношу пользу, но потом я поняла, что являюсь тем самым хламом, который никак не используешь, а выкинуть жалко. Вы не знаете, как это ужасно быть не на своем месте, быть забытой, но не уйти на покой, а продолжать хранить в себе то, что им не так уж и нужно. Держать в себе остатки и всякий мусор прошлого. Но это ещё, кстати ничего! Вон литровые банки в шкафу! Так вообще света белого не видят. Стоят в своих закромах и не ведают, что у нас творится. Помнится мне, когда их однажды притащили на кухню, то они всему удивлялись и спрашивали: «чем же закончился 27-й съезд КПСС.» Так что мы ещё хорошо живём!», – все промолчали. Кружка с одной стороны была изгоем, а с другой могла наблюдать за всей кухней свысока и, тем самым, занимала особое положение. Никто не хотел такой участи, как у банок из шкафа вне кухни – все этого боялись. Хоть кружка была груба и ворчлива, но к ней прислушивались, потому что она была одним из ветеранов. Тут некоторые собеседники обратила внимание на то, что стакан вовсе не участвовал во общем споре, а просто стоял у окна, не проронив ни слова.
«Ей, старина чего молчишь то?», – спросила кастрюля.
«Действительно, стакан! Ты-же тоже много чего на себе испытал. Так изложи свои мысли.», – продолжил за кастрюлей дуршлаг. Вся кухня стала поддерживать их и спрашивать стакан. Тот, прервал созерцание и начал:
«Вот, слушал я вас, слушал и всё время удивлялся. Какие наши проблемы маленькие! Посмотрите в окно – за ним целый мир, в котором миллиарды наших собратьев также живут. В своих кухнях, в ресторанах, кладовках, столовых, в прочих местах, где люди едят, а люди почти везде это делают. У них точно также происходит, ну или немного по-другому – не суть. Мы с вами испытываем на себе многие трудности, но в этом и заключается наша задача. Мы с вами помогаем людям в жизни ценой наших собственных. Мы не украшения и не бездельники. Мы – полезные вещи в обиходе, но вот как нами воспользуются – увы, мы не в силах предугадать. Каждый из нас многое пережил. Если вспомнить, что я на себе испытал, то во мне многое чего побывало. Помню, как во мне пили чай, заедая пирожными, помню, как наливали в меня сок во время застолья, помню, как из меня пили водку, помню как разводили лекарство для маленького ребенка. При этом я был свидетелем и счастливых, и печальных событий, а пару раз чуть-ли не был разбит вдребезги во время очередной ссоры. Но все-же я сейчас с вами, потому что верно служа людям не одно десятилетие, я вознагражден их любовью. Вы тоже этого достойны, только не понимаете, что без нашей помощи они не справятся. Лично я верю в это, потому что мы всегда сопровождаем их в радостную и тяжкую минуту. Простите им бытовые промашки – они всё равно ценят нас, ведь мы для них – история.», – стакан продолжал свой монолог при почти гробовой тишине на кухне. Ни в мойке, ни в хлебнице не было ни звука, даже холодильник перестал гудеть.