Пр. чут., заб., ен. к жив. ч-у!
Предупреждаю, что малейшее проявление волокиты и канцелярского бездушия к товарищу Гребешкову, как и к любому другому посетителю, повлечёт за собой самые строгие меры взыскания в отношении виновных.
Р. S. Если что — прямо ко мне!"
— Не надо отчаиваться… — мягко улыбнулась приунывшему Гребешкову многоопытная секретарша. — К вам же проявляют чуткость! Не надо отчаиваться, а надо идти на приём к первому заму.
— Но ведь жидкость-то выпил сам Залыгин, а не первый зам! — всплеснул руками Семен Семенович.
— Понимаете, так принято… — снова улыбнулась секретарша наивности посетителя. — Изложите своё дело заму, а уж он, поняв, что ему с вами делать нечего, сам устроит вас к кому нужно…
И Гребешков, не успев даже удивиться тому, что такая простая идея не пришла ему в голову, уже сидел в кабинете с двумя телефонами и, несколько сбиваясь от волнения, докладывал вежливо слушавшему первому заму суть дела.
— Так вы говорите — вчера? — мягко переспросил заместитель.
— Так точно — вчера… Это было вчера около двух часов дня… В нашем комбинате бытового обслуживания. Там у нас в среднем зале стол стоит… И вот, значит, на этом столе случайно оставили графин… И кто-то из графина выпил стакан жидкости… А жидкость эта имеет огромное научное значение… Я пока не могу сказать какое… — вежливо улыбнулся Гребешков, — по поверьте, что очень большое значение… И вот кто-то выпил… — взволнованно продолжал он. — Утолил, так сказать, жажду. По всем данным, это ваш управляющий. Мне бы с ним всего на пять минут повидаться, чтоб проверить мои догадки… Я уверен, что они подтвердятся… А это очень важно! — Он опять вежливо улыбнулся. — Я пока не могу сказать почему… Но, поверьте мне, что это очень важно!
По ходу рассказа внимательный заместитель кое-что уточнял, иногда просил повторить отдельную фразу, порой проверял, так ли он понял сказанное, кое-что даже заносил на ходу в памятную книжечку.
Наконец, дослушав историю до конца, он встал и, энергично нажав пуговку звонка, решительно бросил:
— Это для нас не проблема!
В дверях незамедлительно вырос ещё более вежливый человек в украинской рубашке на «молнии» и с набором автоматических ручек и карандашей, торчащих, как газыри, из верхних карманов пиджака.
— Мой непосредственный помощник! — отрекомендовал вошедшего заботливый заместитель. — Он займётся вашим делом. Расскажите ему все!
Удивленный Гребешков попытался объяснить, что ему, собственно, нужно «рассказать все» не столько непосредственному помощнику своего собеседника, сколько его непосредственному начальнику, но заботливый заместитель уверил его, что все идёт именно к этому и что его помощник является личным референтом его начальника, так что свидание с ним и есть самый прямой путь к цели.
Помощник заместителя действительно оказался человеком удивительно внимательным. Введя Гребешкова в свой кабинет, он даже выключил свой телефон, чтоб ничто те могло помешать их беседе, и, предложив Семену Семеновичу располагать им, как самим собой, попросил его изложить своё дело.
— Я уже излагал, но я могу повторить, — покорно кивнул Гребешков. Помощник заместителя вынул из газырей все свои автоматические ручки, разложил их на столе и поочерёдно, то стряхивая их, то макая в чернильницу, начал почти стенографически записывать рассказ Гребешкова. Это, впрочем, было не трудно, так как во второй раз Семен Семенович рассказы
вал свою историю значительно стройней, опуская ненужные подробности и случайные повторения.
Помощник заместителя выслушал Семена Семеновича с большим вниманием и явным доброжелательством.
Как только Семен Семенович умолк, он поднялся, в последний раз стряхнул свои автоматические ручки, распределил их по карманам и решительно произнёс:
— Это для нас не вопрос! — после чего легонько постучал пальцем в стену.
На стук вошёл уже совсем вежливый заместитель помощника — человек с внешностью, напоминавшей значок «параграф», — пузатенький, с лебединой шеей и тонкими согнутыми ножками.
— Выслушаете товарища, — сказал помощник заместителя заместителю помощника. — Примите меры, немедленно доложите!
Сверхвежливый заместитель помощника извинился за беспокойство, поблагодарил за доверие, и не успел Гребешков опомниться, как он уже очутился в другом кабинете. Здесь телефона уже не было. На столе лежала только отводная трубка.
— Я вас внимательно слушаю! — изящно выгнул свою лебединую шею человек-параграф.