— В кармане складной ножик, если ты так хочешь этого, перережь мне глотку, — ухмыляется Тайфер, поднимая глаза на Джеймса.
Но турмалины смотрят за мочку его уха на застывшего в бетонной арке Дэрриана. Локи едва заметным кивком головы приказывает ему бесшумно начинать работу.
— Пора покарать убийцу, дочь моя. — Джеймс довольно убирает пистолет на стул, складывая руки на груди.
— Вспомни, чего я хочу больше всего на свете. — Последнее, что шепчет Локи, перед тем, как раздаётся свист пули.
Ледяной кончик ножа касается его шеи, вырисовывая не длинную, но глубокую полосу, в то время, как Локи отпихивает её в сторону. Замешкавшийся Джеймс оборачивается на скатывающегося по стене врача, когда Локи ударяет мужчину по выемке коленной чашечки, заставляя тяжёлое тело повалиться на пол. Тайфер с силой прижимает мужчину к бетону.
В области шеи безумно жжёт, а край рубашки окрашивается в кроваво-красный цвет.
Нож с характерным звоном падает из рук Валери, а глаза приковываются к величественной спине Тайфера.
«Я безумно хочу касаться тебя каждую грёбанную секунду...»
— Сукин сын! Ты тянул время! — шипит Джеймс, слыша приближающиеся мужские шаги.
— Как оказалось – не зря, — Локи широко улыбается, сглатывая слюну через адское жжение.
— Здание зачищено, мистер Тайфер, — раздаётся грубый голос одного из Ангелов, застывшего на входе.
— Давай же, сверши свою месть!
— Месть? — брови Локи надменно ползут вверх. — Это была моя мечта – освежевать того, кто вырезал мою семью, как скот! А ради чего? Ради глупой войны за первенство и безумной зависти? За столько лет я выучил самый главный урок – месть рушит того, кто ею одержим. А вот мечта привела меня к тебе.
Локи поднимается, брезгливо отряхивая руки.
— Вывести его отсюда, а дальше знаете, что делать, — отдаёт приказ Локи, на пятках разворачиваясь к округлённым глазам Валери.
Руки девушки сцеплены в крепкий замок, а сама она всё это время делала по маленькому шагу к стене, будто замерев во времени.
— Я... я... я... — Всё нутро бешено трясёт и ломает, а в темноте будто фейерверки взрываются, оглушая слуховой аппарат.
Стена касается спины, но Валери продолжает делать отчаянные шаги назад, мечтая раствориться в сером бетоне.
— Принцесса. — Локи медленно надвигается на неё, выставив ладони в предупредительном знаке – он не собирается причинять ей боль. — Это я. Всё хорошо, слышишь?
Она остервенело качает головой из стороны в сторону, повторяя только одно слово, словно мантру: «Нет!».
— Здесь только я, всё хорошо, — он, наконец, дотрагивается до ледяных рук, утягивая её в свои объятия.
— Если бы они опоздали... Он... Я бы... Ты бы... — Он чувствует, как её грудь рвано вздымается и опускается, а внутри всё клокочет вихрями и бурями.
— Всё хорошо. — Горячие губы касаются её виска, но унять вселенскую дрожь не в силах.
— Моя мама, Вэрнард, Рэджи, а потом и Алекс... Я не могла и тебя потерять… — Картинка в голове несмотря на плотный туман начинает проясняться, а вместе с тем тело чувствует переламывающую кости боль. — Ло...ки... Мне... Мне плохо... Я... Я кажется...
Но девушка не успевает закончить фразу, тело обмякает в крепких объятиях Локи. Два его пальца быстро укладываются на сонную артерию, нащупывая пульс, пока с его губ слетает глухое: «Чёрт!».
— Хакс, срочно в больницу!
Тайфер поднимает девушку на руки, совершенно забыв об обжигающей боли в шее.
— Всё будет хорошо, принцесса, всё будет хорошо. — Он повторяет по кругу одно и тоже, оставляя горячий поцелуй на её ледяной руке.
Эпилог. Нежные очертания грубых пальцев
Вокруг жила только сырость и сплошная разруха. Я будто бы вошёл не в святой храм, а к себе домой. Лавки были повалены, какие-то разломаны чуть ли не пополам. Стёкла с некогда красивыми фресками – побиты, и только ледяной октябрьский ветер задувал внутрь, лаская своим холодом остатки от лампад и мраморных серафимов.
Величественный трёхмануальный орган стоял на своём месте – нетронутый сквозь времена никем, кроме ветра, задувающего в трубы. Небольшая подгнившая трибуна пресвитера также возвышалась на своём законном месте.
Я помню, как мама приводила меня сюда, до того, как эту церквушку штата Мэриленд разгромили противники баптизма.
После смерти матери, отец часто привозил меня в Балтимор, рассказывая о её жизни, водя по всем местам, по которым в своё время водила его она. Я наивно полагал, что у меня никогда в жизни не хватит сил повторить её судьбу – вырасти совсем без родителей, под присмотром бабушки, которая умерла в день её шестнадцатилетия. И я не повторил ведь каждому уготован свой путь.