Академик Арбатов Г.А. уверяет, что смещение Хрущева было самым настоящим «дворцовым переворотом», то есть действом незаконным. При этом произошла якобы одна странная вещь, о которой он не раз потом думал.
«В партии и стране, — поражается сей псевдоученый, — практически не ощущалось недовольства этой, в общем-то, демонстрацией произвола. Наоборот, почти повсеместно решение пленума было встречено с одобрением, а то и радостью».
О том, что Хрущев абсолютно исчерпал кредит народного доверия и уже задолго до формальной отставки являлся политическим инвалидом первой группы, достопочтимому академику не приходит в голову.
Недавний возмутитель спокойствия проживет еще в полном забвении некоторый период времени, что лишний раз свидетельствует о его абсолютном политическом убожестве.
По иронии судьбы в день, когда менялась власть в Москве, Советский Союз одержал очередную «выдающуюся» победу в космосе: В Казахстане, на космодроме Байконур, приземлился корабль «Восход» с тремя космонавтами на борту. На данной акции, связанной со смертельным риском для ее участников, настоял из пропагандистских соображений Хрущев.
Отправив его в отставку, советские партийные боссы в очередной раз провозглашают лозунг о необходимости «коллективного руководства» и недопустимости какого-либо нового «культа личности», а также совмещения высших партийных и правительственных постов.
Первым, а с 1966 года Генеральным секретарем ЦК КПСС избирается Ильич Второй — Леонид Брежнев.
Последний отнюдь не был полным ничтожеством, каким имеют обыкновение изображать его некоторые бывшие сотрудники, сначала раболепствовавшие перед ним, а затем облившие грязью. Брежнев хорошо осознавал заслуги Сталина в истории России (СССР) и стремился превзойти их. Отсюда его страсть к наградам и чинам, превратившаяся впоследствии в болезнь. Манию, которой, впрочем, потворствовали приближенные к нему лица из корыстных соображений. А затем сами же первыми дружно осудили.
В период правления Брежнева имя Сталина отчасти реабилитируется. С середины шестидесятых годов начинают появляться мемуары сталинских маршалов и наркомов, а также других деятелей, находившихся при Хрущеве в глубокой опале. Последнему удалось привлечь к сотрудничеству лишь считанное число военачальников. Абсолютное большинство маршалов и генералов, а также виднейших хозяйственников категорически не одобрило попытки Микиты полностью зачеркнуть имя Сталина из анналов государства.
Спустя два десятилетия после того как отгремели последние залпы Второй мировой войны, за рубежом вышло уже множество разного рода изданий. Одна за другой печатались книги бывших военачальников вермахта. Длинной вереницей следовали мемуары представителей союзников по минувшей войне. При этом многие из книг переводились на русский язык. Поток зарубежных мемуаристов отличался более хорошей организованностью и мощностью, чем тонкая цепочка книг советских авторов.
Создалось существенно деформированное представление о минувшей войне и лично Сталине. Немецкие военачальники главными виновниками своих поражений считали фюрера и русскую природу.
Англо-американцы в условиях, когда в СССР практически молчали, все лавры победителей не преминули присвоить самим себе.
«Мемуары, изданные в 1956-1964 годах, заметно отличались от мемуаров второй половины 60 — начала 80-х годов», — отметил как-то о воспоминаниях советских военачальников некий академик Самсонов A.M. Разумеется, отличались, поскольку Хрущев всячески пытался вытравить имя Сталина из истории России. При этом докатился до полного абсурда, из многих книг тех лет, полностью обезличенных, совершенно не ясно, кто находился во главе страны в годы войны.
В связи с идеологическим противостоянием Западу, естественно, был более выгоден исключительно негативный образ Сталина, нежели правдивый. Поскольку считалось доказанным, что он суть лишь диктатор и тиран, отношение к нему стало тем индикатором, по которому судили о степени демократизации общественных отношений в СССР и подопечных ему странах.
Смерть Сталина вызвала изрядное «землетрясение» в политических кругах Запада. Англичанина Идена, находившегося в трансатлантическом круизе, весть застала на борту лайнера при подходе к Нью-Йорку. Не дав никаких комментариев поджидавшей его на берегу толпе журналистов, глава Форин офиса немедленно вылетел в Вашингтон, где принял участие в поспешно созванном в тот же день совещании в Белом доме. На нем Иден, президент Эйзенхауэр и госсекретарь Даллес «обменялись мнениями о будущем России», после чего опубликовали соответствующее коммюнике.