- Хорошо здесь у вас…
В эту минуту из двери землянки высунулся помятый и бледный майор и, зевая, спросил:
- Порученец Кошевого ушёл?
- Здесь он товарищ майор! – услужливо выкрикнул часовой.
- Подойди.
Григорий встал на ноги и повернулся к майору.
- Пойдёшь по берегу, - махнул рукой офицер в сторону огромных нефтяных баков, - найдёшь землянку полковника Звягина.
- Што дальше?
- К нему с левого берега приехал какой-то важный политработник, хочет поговорить с простым бойцом из окопов…
- Ясно.
- Выполняй!
Немного поплутав в нагромождении сваленных на берегу припасов, ящиков и всевозможной техники Григорий нашёл указатель «Хозяйство Звягина». Он открыл сбитую из горбылей дверь и сунулся внутрь. Из землянки вырвались клубы пара, к вечеру сильно подморозило. Синхронно послышалась басовитая начальственная матерщина.
- Куда прёшь рожа?
Григорий успел заглянуть в щель сквозь приоткрытую плащ-палатку, служащую завесой от холодного воздуха, и увидел при свете «коптилки» пьяного генерала, распаренного, в расстёгнутой гимнастёрке.
- Гони всех на хер! – приказал он полнотелому полковнику.
На столе стояла бутыль с водкой, лежала всякая снедь: сало, колбасы, консервы и хлеб. Рядом высились кучки пряников, баранок и банки с мёдом - подарки из Татарии «доблестным и героическим советским воинам, сражающимся на фронте». У стола сидела полуголая и сильно пьяная баба.
- Убирайся к такой-то матери и закрой дверь!!! - заорал полковник на робкие попытки солдата объяснить, почему он здесь оказался.
Григорий с радостью развернулся и побрёл обратно на передовую.
- Там хучь все на равных…
Изредка над его головой с ворчанием проносились противотанковые болванки, рикошетом отскакивавшие от земли.
- Наверное, на передовой действуют танки. – Подумал он отвлечённо. – Только толку от их выстрелов нету. Высокий берег надёжно прикрывает людей, притулившихся у воды… Снаряды попадают в вершины приволжских холмов аль в воду.
Поэтому пока можно было идти во весь рост. Для Григория, привыкшего за последний месяц передвигаться, исключительно согнувшись, такая возможность казалась неимоверным благом.
- Ты на передовую? – спросил его сидящий на корточках седой солдат.
- А знать тебе зачем?
- Нас направили как пополнение во второй батальон 40-го полка.
- Тогда держитесь рядом, будете нашими соседями… - буркнул сталинградский ветеран и пошёл впереди группы.
Пожилой солдат оказался посередине, сзади семенил молодой, недавно прибывший из тыла паренёк. Он ещё не привык к войне и не мог скрыть страха…
- А здесь всегда стреляют?
Вдруг раздался неожиданный рёв, Григорий почувствовал какой-то мягкий шлепок. Лицо и грудь забрызгало чем-то тёплым и мокрым. Инстинктивно он упал в кучу брёвен.
- Всё нормально? – он протёр глаза и отшатнулся - руки и гимнастёрка оказались в крови.
На земле лежал старый солдат. Череп его был начисто срезан болванкой. Кругом был разбрызган желеобразный мозг и парующая кровь. Молодой стоял, и отупело смотрел вниз, машинально стряхивая серо-жёлтую массу с рукава.
- Он же секунду назад шёл рядом… - солдатик начал икать без остановки.
- Ничего пройдёт, - Григорий взял документы убитого и повёл паренька под руку дальше. - У тебя просто припадок…
Вскоре к ним присоединился нервный лейтенант, ведший на передовую целый взвод. Пришлось показывать им наименее опасную дорогу. У знакомого перекрёстка лежал десяток свежих трупов.
- Сели солдаты из пополнения отдохнуть, не зная, што на них наведена немецкая пушка… - на правах сторожила, пояснил Шелехов.
- Мы отдыхать не будем! – крикнул бойцам лейтенант.
Без лишних слов было ясно, что одним выстрелом всех растрепало и разорвало в клочья. Молодой боец, не отстающий от Григория ни на шаг начал икать громче.
27 сентября 95-я стрелковая дивизия РККА, обессиленная непрерывными десятидневными боями за Мамаев курган, снова подверглась страшным ударам авиации. Весь день она упорно удерживала свой боевой участок, и лишь к вечеру, когда соединение понесло большие потери, противнику удалось незначительно, буквально на метры, потеснить их на отдельных участках.
После ожесточённого боя очертания фронта советской обороны в этом районе несколько изменились. Два стрелковых полка 112-й стрелковой дивизии занимали посёлок Баррикады, танковые бригады 23-го танкового корпуса держали оборону на западных окраинах посёлка Красный Октябрь, а 95-я и 284-я стрелковые дивизии закрепились на северном и восточном скатах Мамаева кургана. 13-я гвардейская дивизия по-прежнему вела уличные бои в восточной части центра города.
… Следующей ночью отделение Григория послали прикрывать сапёров, разминировавших проходы на нейтральной полосе. Он заявил новому командиру роты, что новичков, которые прибыли вместе с ним не следует брать, ибо у них нет опыта, но получил ответ:
- Вот пусть и приобретают... – скривился нервный лейтенант.
- Так они могут с перепугу шумнуть…
- Приказа не понимаешь?
Среди новичков выделялись двое украинцев с похожими фамилиями Кедрюк и Качук. Здоровенные красавцы-парубки, лет двадцати пяти. Косая сажень в плечах, широкие бёдра, удивительно мясистые в это голодное время.
- Какие у них толстые физиономии, - удивлялись ветераны роты, - а какие шеи...
- Не иначе «куркули»!
Оба были очень упрямы, потрясающе ленивы и любили поспать. Оба оказались голосисты и часто пели: «Чому я ни сокил, чому не летаю!», «Дывлюсь я на нэбо…» или «О Днипро-о, Днипро-о!..»
- Лишь бы не пели перед немцами…
Пели они на родной «мове», а разговаривали и особенно матерились исключительно по-русски. На ночной операции Качюк оказался в паре с Григорием.
- Не отходи от меня далеко! – предупредил он рассеянного новичка.
- Да я ни на шаг! – пообещал тот.
Бойцы выползли на «нейтралку», почти к немецким позициям, залегли во тьме, прислушиваясь к шорохам, готовые открыть огонь, если сапёры обнаружат себя. Сапёры щупами искали мины, выкапывали и обезвреживали их.
- Работёнка аховая, чуть не так нажмёшь - и привет!
- Сразу же окажешься в раю!
- Точно.
Но ребята были опытные, работали умело, тихо, так, что не доносилось ни звука, будто ничего и не происходило. Слышалось бряканье из немецкой траншеи и приглушенный гортанный говор.
- Не спят черти! - изредка «гансы» пускали ракеты, тогда все тыкались носом в землю, замирали, и на передовой всё затихало.
Периодически бил немецкий пулемёт: дежурившие немцы обязаны были выстрелить за ночь определённое количество раз - так, на всякий случай.
- Нам бы столько патронов…
- Начальство тогда заставит стрелять всю ночь!
Прошло часа два-три. Всё было спокойно. Работа заканчивалась. Как вдруг раздался истошный вопль:
- Яааайца оторвало!!! Яаааица оторвааало!
Оказалось, Качюк, которому наскучило лежать, встал и пошёл бродить по передовой, рискуя наступить на мину. Шальная пуля попала ему между ног. Вместо того чтобы тихонько ползти в тыл или спрятаться в укрытие, он стал орать и прыгать как ужаленный.
- Як я к жинке вернусь?
- Ложись падла!
Немцы, до которых было рукой подать, моментально открыли стрельбу и увешали небо осветительными ракетами. Григорий ударом кулака свалил Качюка на землю, и пехотинцы вместе с сапёрами стали потихоньку отползать, судорожно отстреливаясь.
- Погиб, погиб! – стонал раненый, которого тянули по земле за шиворот. – Лучше пристрели меня…
- Молчи придурок!
Немцы на шум ударили из пушек и миномётов, русские тоже ответили. Треск пальбы, разрывы снарядов, стонущий гул «катюш», рёв моторов на земле и в воздухе, завывание низвергающихся бомб - всё это слилось в один необычайной силы, но уже привычный грохот.