В некоторые часы 23-24 октября все выглядело снова почти так, как восемь - десять дней назад. Так же массированно действовала фашистская авиация, и от бомбежек и штурмовок с воздуха у нас было больше всего потерь. Досталось и новому командному пункту армии, хотя ничто не давало оснований считать, что его место раскрыто, - просто бомбился весь район. В расположении КП погибло пятнадцать человек, было разбито несколько раций. Телефоны вышли из строя вовсе. Но "Красный Октябрь" был близко, и с частями Гурьева и Смехотворова без особых перебоев поддерживалась живая связь.
Гвардейцы Гурьева дрались доблестно - иначе не скажешь. Подразделения, которые оказывались отрезанными от батальонных и полковых КП, держались с прежней стойкостью. Командные же пункты оставались на прежних местах, даже если гитлеровцы подступали к ним вплотную. И наседавший враг отбрасывался назад.
Командир полка Василий Андреевич Лещинин потом рассказывал:
- Перед КП второго и третьего батальонов мы насчитали по сорок пятьдесят трупов фашистских солдат. Прорывались сюда и танки. Но и с танками справлялись, подрывали их. Отбившись, комбаты первым делом принимались выяснять, что стало с передним краем, где он теперь. А он - там, где и был, все роты выстояли.
Да только ли до батальонных КП прорывался враг! Связываюсь по радио с генералом Гурьевым и узнаю, что бой идет у командного пункта дивизии, до штольни, где он помещается, долетают немецкие гранаты... Помощи Степан Савельевич не просит, ему известно: резервов у нас нет. Все же ему послали на подмогу единственное, что могли, - поднятую по тревоге роту батальона охраны штаба. С ней пошел и мой ординарец Владимир Ковтун.
Дивизия Гурьева удержала рубежи перед "Красным Октябрем". Выйти к заводской территории напрямик, с запада, противнику не удалось. Однако он прорвался к заводу в обход, с северной стороны, - через еще более поредевшие боевые порядки 193-й дивизии. "Красный Октябрь" - вслед за Тракторным и "Баррикадами" - стал полем боя.
Ворвавшись на территорию "Красного Октября", где гвардейцы Гурьева удерживали основные цеха, немцы одновременно продвинулись севернее завода к Волге. Преодолей они оставшиеся до берега последние сотни метров - и дивизии Гуртьева и Людникова оказались бы отрезанными, как раньше группа Горохова...
У Горохова положение тоже ухудшилось: враг возобновил попытки расколоть фронт наших бригад. Тяжело было и на "Баррикадах", особенно в юго-восточном углу заводской территории, где на позициях, господствующих над Волгой, важных для прикрытия переправы, оборонялись совсем обескровленные части Гуртьева. "В полку майора Чамова 36 активных штыков", - доносили из штаба 308-й дивизии.
Об ожесточенности разгоревшихся с новой силой боев, о том, чего стоило сдерживать очередной натиск противника, дает представление такая цифра: за 23 и 24 октября мы эвакуировали на левый берег 1894 раненых. И это были еще не все раненые, часть оставалась в убежищах на нашем берегу.
Сама транспортировка стольких раненых через непрестанно обстреливаемую, всю ночь освещаемую ракетами Волгу являлась непростым делом. Перевозили их главным образом небольшие речные пароходы. Счастливым считался у эвакуаторов пароходик "Ласточка", который с 18 по 25 октября благополучно вывез больше тысячи раненых.
Я не сказал еще, что 20 октября была выведена в резерв фронта давно знакомая читателю 112-я стрелковая дивизия подполковника И. Е. Ермолкина, остатки которой после прорыва немцев у Тракторного оказались в расположении Северной группы. За Волгу убыли, правда, фактически одни штабы и совсем немного строевых командиров. Отрадно было, что хоть эта горсточка ветеранов останется под знаменем дивизии, призванной возродиться для новых боев. А двух способных молодых офицеров - капитана Николая Скляренко и старшего лейтенанта Александра Безъязыкова, которым в тяжелейшей обстановке было вверено по полку, представилась возможность послать прямо из огненного Сталинграда на ускоренный курс военной академии.
Теперь, 25 октября, Военный совет армии вынужден был констатировать, что 193-я дивизия Смехотворова, 308-я Гуртьева и особенно 37-я гвардейская Жолудева исчерпали свои боевые ресурсы и нуждаются уже не в маршевом пополнении, а в замене целиком (напомню: две последние прибыли к нам в составе менее половины штатного). Командарм Чуйков передал по телеграфу просьбу командующему фронтом сменить эти соединения двумя полнокровными дивизиями с противотанковой артиллерией.
Вышло так, что наша просьба встретилась с принятым уже решением включить в состав 62-й армии 45-ю стрелковую дивизию, которая незадолго до того была передана Сталинградскому фронту из резерва Ставки и предназначалась сперва (как в свое время дивизия Смехотворова) для обороны островов и левого берега.
Что касается второй дивизии, то нам дали понять: рассчитывать можно только на Горишного, на свою 95-ю. Ее управление и штабы полков принимали за Волгой новых бойцов. На доукомплектование дивизии требовалось еще пять-шесть дней. Этим и определялось, сколько надо выстоять частям, которые она сменит, вернувшись на правый берег.
45-я дивизия полковника В. П. Соколова начала переправляться уже в ночь на 27 октября. Но это только начало! Пока она вся сосредоточилась в Сталинграде, прошло еще трое суток. Условия переправы крайне осложнились, трасса ее растянулась на много километров. Суда шли теперь к сталинградским причалам от стоявшего на отдаленной протоке поселка Тумак.
Положение же в заводском районе было таково, что перед командованием армии снова стоял вопрос: как продержаться до ввода в бой подкрепления, которое уже на подходе?
На "Красном Октябре" и в прилегающих к заводу кварталах сложились условия, необычайные даже по сталинградским понятиям. Расстояние до противника здесь подчас измерялось несколькими шагами, иногда всего-навсего толщиной кирпичной стены: по ту сторону вплотную к ней немцы, по эту, тоже вплотную, - наши. Тут личное мужество, боевое умение, находчивость каждого человека имели совершенно особое значение.
В оперсводках штадива 39-й гвардейской в течение ряда дней упоминалась фамилия старшины роты Шульги, который с шестью бойцами оборонял здание школы у отрога Банного оврага. Шульга был интересный человек: уже в годах, воевал еще в гражданскую, до мобилизации - председатель сельсовета на Украине... Удержав школу, старшина вскоре заменил убитого командира роты.
Мы везде старались подкреплять боевые порядки пехоты выдвигаемой к переднему краю артиллерией, но кое-где в районе "Красного Октября", например на участке 112-го полка Лещинина, поставить самые легкие орудия было теперь уже негде. Тем большую роль в системе огня играли минометы, в том числе ротные, для которых место находилось всегда. Ни в Одессе, ни в Севастополе 50-миллиметровый ротный миномет не был в таком почете, как в Сталинграде. В уличных боях, когда противник рядом, он стал незаменим.
А инженерные противопехотные мины саперы закладывали даже в домах, где занимали оборону наши подразделения (и тогда уж вход - только с дежурным проводником). Ставили у себя под боком и фугасы бризантного типа - на тот случай, если нельзя будет остановить прорывающегося врага ничем другим. Право взрывать их, укрыв своих людей, принадлежало командиру роты.
К той ночи, когда началась переправа дивизии Соколова, особенно напряженным было положение между "Красным Октябрем" и "Баррикадами", где противник мог прорваться к Волге у последних действующих пристаней.
Оборонявшаяся между заводами 193-я дивизия Смехотворова была ослаблена уже до крайнего предела: в стрелковых полках насчитывалось по нескольку десятков бойцов. На Машинной и Стальной улицах оборону держали разрозненные боевые группы, маленькие гарнизоны опорных пунктов. Промедлить с усилением этого участка было, как говорится, смерти подобно.
Поскольку из состава новой дивизии в первую ночь переправлялись всего два батальона, командарм решил подчинить их пока генерал-майору Смехотворову, подтвердив ему прежнюю задачу: любой ценой удерживать занимаемые позиции, не пропустить врага в район причалов.