Такое положение дел никак не устроило Софью Шахурину. Поняв, что от прокуратуры ей не добиться не только обелить сына, но даже констатации факта, что ответственность за происшедшее вместе с Володей делит кто-то третий, она написала заявление на Высочайшее имя с просьбой разобраться во всём более объективно и наказать виновных. Похоже, Шахурину не смутило ничего — ни авторство документов, ни «должность» сына в организации, ни его конкретные поступки. Получив письменный вопль Софьи Мироновны, Иосиф Виссарионович изучил его и положил на время в стол.
* * *«Обвиняемые», как их уже априори именовал Влодзимирский, не подозревали, что оставались считанные дни или часы до момента, когда Сталин примет окончательное решение об их судьбе и судьбе их родителей. И тогда всех их или спихнут кованым чекистским сапогом в выгребную яму жестокого следствия, или пока помилуют, после чего в их биографиях происшедшие события останутся до поры до времени только бельмом в личных делах, строго напоминая и им, и надсматривающим, что всё-таки спотыка-а-ались они на пути строительства светлого будущего.
9
К моменту появления Лёни Реденса на свет его семья находилась на недосягаемой высоте даже для тысяч семей высшей советской знати — он родился родственником Сталина. Мама Лёни, Анна Сергеевна, старая большевичка и активистка, доводилась старшей сестрой Надежде Сергеевне Аллилуевой, второй и любимой жене боготворимого всеми Вождя. Лёнин отец, польский революционер Станислав Францевич Реденс, с первого дня советской власти стал видным чекистом, личным секретарем Феликса Дзержинского. Казалось, Реденсам-Аллилуевым предназначена благополучная и спокойная жизнь, но причудливая История имела на этот счёт собственное мнение, предопределившее другую судьбу их семьи. Оказавшись в 20-х годах среди высших исполнителей сталинской воли в органах, Станислав Реденс был приговорён, со временем, напороться на его «заточку». Этому способствовали и ускорили развязку ещё два обстоятельства.
Во-первых, Реденс доводился Вождю, хотя и сводным, но родственником, а родственников Иосиф Виссарионович недолюбливал, особенно после самоубийства его жены Надежды в 32-м. Трудно найти ветвь родных и близких расстроенного вдовца, не пострадавшую после этого несчастья от привязанности горца.
Во-вторых, Станислав Францевич по стечению обстоятельств превратился в личного врага Берии, на долгий срок избранного Вождём своим карающим мечом. С Лаврентием свояк Вождя рассорился в конце двадцатых, когда его послали руководить НКВД Грузии, где будущий оберчекист мечтал бесконтрольно, но только не для Сталина, хозяйничать.
Станислав Реденс, поднявшийся до ключевого поста начальника НКВД по Москве и области, пал в 38-м, вскоре после того, как Берия подпёр Ежова на посту главы НКВД. Сначала, по хорошо отработанной технологии, Реденса перебросили на новую работу — наркомом НКВД Казахстана, откуда чуть позже вызвали по делам в Москву, где у него уже не осталось открытых союзников в органах. В Москве Станислава Францевича арестовали и после энергичного следствия приговорили к смерти.
Так десятилетний Лёня лишился отца, но не «входа» в дом Вождя. Ведь и после ареста Реденса за семьёй Анны Сергеевны, во многом благодаря стараниям её родителей, тестя и тёщи Сталина, Сергея Яковлевича и Ольги Евгеньевны Аллилуевых, оставили спецпаёк, кремлёвскую поликлинику и квартиру в «Техкорпусе» Зубалово-1. Сталин согласился на это сквозь зубы, поскольку старшая сестра его покойной жены досаждала. Обладавшая непреклонной волей, Анна Сергеевна была в состоянии сказать Иосифу в лицо многое из того нелестного, что о нём думала. И говорила. До тех пор пока свояк как-то раз не прогнал её с глаз долой, запретив Поскрёбышеву пускать родственницу на свой порог.
В пятикомнатной квартире Аллилуевых две комнаты, считавшиеся принадлежавшими «врагу народа» Реденсу, опечатали, а потом и вовсе заселили соседями — семьёй переброшенной с периферии на должность замнаркома здравоохранения Ковригиной.
Встречи с Вождём были в Лёнькиной жизни нечастыми. Это происходило, пока они жили в Зубалово, но во время таких встреч Сталин иногда обращал на него внимание — иной раз доверял набить свою знаменитую трубку. Не так много Лёня общался и с чуть старше его двоюродной сестрой Светланой Сталиной. Но его очень занимала кипучая жизнь кузена — лётчика Василия Иосифовича, довольно долго позволявшего парню находиться возле себя.