— Я ведь могу обратиться в полицию. У вашего начальства будут проблемы, — снова пожимаю плечами — лениво и пренебрежительно, — Меня ведь могли обокрасть, или чего хуже.
— Не знаю, кто он. Подошёл у подъезда, спросил — куда иду. Я сказал. Он денег дал, сказал, что познакомиться хочет, — затараторил мужик, — Спустился через полчаса, отдал инструменты и ушёл.
— Он оставил своё имя, номер телефона, визитку?
— Имени не сказал, но оставил мобильный на случай, если будут проблемы.
— Очень хорошо, Сергей. Номер говорите и свободны.
— На бумажке записан, секунду, — мужчина присел на корточки, и открыл свой чемоданчик, — Вот, — протянув знакомо сложенный надвое листок, он всунул его мне в руки.
— Держите за вызов, — я вытащила из кошелька десятку и дала её ему, — И больше так не делайте, мало ли психов на свете бывает.
Он закивал, как игрушечная собачка с пружиной вместо шеи. Открыл дверь и удалился.
Я попрощалась со Светкой, вызвав такси к её дому. Уже в машине трясущимися руками набрала номер, выведенный тем же аккуратным почерком на бумаге. Длинные гудки раздавались долго, мучительно долго, но трубку сняли.
— Слушаю, — без приветствий грубо начал мужской голос.
— Здравствуй, — ответила я, слегка дрогнувшим, — Ты у меня в четверг кое–что забыл. Хочу вернуть.
В трубке воцарилась тишина. Казалось, я слышала даже тиканье часов у него в помещении, если конечно они там находились.
— Откуда у тебя этот номер?
— Я умею искать то, что мне нужно, — ответила я, протягивая прибывшему к моему дому таксисту деньги.
— Ты зря это сделала, — сухо констатировал он.
— И что мне за это будет? — поинтересовалась я, прикладывая таблетку магнитного ключа к панели домофона, — Накажешь?
— Накажу, — с рокотом прошептал он.
— Буду ждать. Только в следующий раз появляйся, как нормальный человек — на двери есть звонок.
Я повесила трубку и расплылась в улыбке. Пять лестничных пролётов преодолела в один миг, открыла входную дверь и быстро захлопнула, вставив ключ в верхний замок и повернув его так, что ничего просунуть снаружи невозможно.
Незваных гостей в моём доме больше не будет. Он должен либо принять это, либо исчезнуть.
…Приходил. Я слышала скрежет ключа, который орудовал в замке. Но дверь не открылась.
Я стояла, прислонившись лбом к ледяному металлу, и ждала, что он позвонит. Нажмёт на эту проклятую кнопку звонка, и по квартире разольются трели соловья — любимая мелодия.
Но он не позвонил.
Стоял за дверью, повторив мою позу — видела в дверной глазок очертания высокой фигуры на тёмной площадке. Стоял долго — моё тело затекло, ноги стали ватными. Не издал ни звука, не сказал ни слова.
И ушёл.
Я сползла, скрипя ладонями по двери, и разревелась в голос. Надеялась, что мой вой будет слышно даже на первом этаже подъезда. Надеялась, что он вернётся.
Но он не вернулся.
Разоблачение
9
По минутам осыпается,
Ожидание невозможного.
Ранним утром просыпается,
От движения неосторожного
Ожидание постепенно сменилось горечью тоски. Телефон, который был написан на листке бумаги, вызубрился наизусть, но был отключён. Он не приходил, и я считала дни. Дни сменились неделями. Затем — месяцами.
На город спустилась зима. Пушистая, белоснежная, праздничная. Браслеты, которые делала осенью, хорошо продавались. Немудрено — я подавала их в красивых картонных коробочках, покрытых голографической плёнкой. Внутрь нашила атласных подушек — на глаза попался серебристый обрезок ткани, которым мой мужчина завязывал мне глаза — купила несколько похожих метров. Из той же ткани сделала ленты и перевязывала коробки бантами; мужчины заказывали для своих любимых, дочери — для матерей, мужья — для любовниц. Постепенно на руках у горожанок стала замечать знакомые бусины. В такие моменты слабая улыбка трогала мои губы.
Послушно выполняла указание — начала готовить и питаться нормально. Коробки с пиццей и пакеты с варениками в морозилке сменили овощи. На дверце холодильника стало привычным обезжиренное молоко. Даже начала пить витамины, но помогало слабо — худела на глазах, как иссыхала. Две горошины, именуемые у других женщин грудями, превратились в плоскости, но я упорно покупала красивое нижнее бельё и носила тот злосчастный халат.
По ночам куталась в чёрную кожаную куртку, и плакала. Парфюм начал выветриваться. Я вжималась в неё, пыталась пропитаться этим запахом, но со временем его вещь стала пахнуть мной, и я отложила её в пыльный шкаф, вместе со своим сердцем.