− Ой! — вскрикнула Чили, отдергивая руку.
Бурундук вылетел из рукава, как ошпаренный.
Паха отложил манок, высыпал из коробочки на ладонь семян, передал Чили.
− Самоеды считают, души умерших вселяются в этих зверьков, − пояснил он.
Зверьки не отказались от дармовщинки и таскали угощение наперебой. Некоторые озоровали. Полосатик хрупал семечко, придерживая лапками. Его собрат, подождав пока тот справится с шелухой, вырвал еду. Оба покатились по траве, рванулись в одну сторону, столкнулись и разбежались.
Суета замерла как в стоп-кадре. Зверушка тихонько взобралась Пахе на колени, посидела, оглядываясь и принюхиваясь. Паха поднес ладонь с угощением ближе. Тихоня подумала и скромно взяла семечко. Паха ссутулился, навис, будто хотел заслонить зверька от чужих нескромных, любопытных взглядов. Шепнул — поздоровался. Осторожно, как прикасаются пушистой шапки одуванчика, дотронулся до полосатика. Чили обратила внимания на пахины подрагивающие пальцы. Он тяжело выдохнул, выпуская боль из тайников души, где нет мусора слов, где нет грязи лжи. Что надежно упрятано от всех, даже от Нитей.
Чили подчиняясь внутреннему неясному и путанному порыву, протянула семена, угостить серенькую скромницу, повергшую Паху в волнение. Тихоня посмотрела на нее умными спокойными глазками и не притронулась к угощению. Даже не потянулся.
Отчего-то теперь зверьки не казались Чили мультяшными.
− Спать нельзя, − предупредил Паха с приближением ночи.
Чили поджала губы. Не слишком ли много речей между ними?
− Скоро уйдем.
Он просидел, уставившись в одну точку. Помнить всегда больно. А если не помнить? Будет ли легче и лучше?
Едва утро подсветило небеса, Паха засобирался, так быстро, словно хотел сбежать с поляны. Он и сбегал. Факт однозначный и подмечен Чили. Сбегал от прошлого. Она тоже.
Тропа шла почти прямо, лишь время от времени огибала гигантские покрытые мхом валуны. Паха шагал размерено, не сбивался и не блудил. Лес менялся. Сперва к елям присоседился можжевельник, а потом и вовсе вытеснил всякую растительность. Воздух загустел, преобрел сладость.
Паха убавил прыти.
− Теперь нельзя спешить.
На пути им попался шалашик, в нем и заночевали. Утром Чили поела, Паха главным образом налегал на воду.
− Осторожней с едой.
− Что? Жалко? — сузила глаза Чили, готовая прожечь Паху до печенок.
− Не жалко. Пропадет.
О чем сказал?
Воздух осязаемо плотен. Не дышишь — пьешь. Пьешь и физически ощущаешь его нехватку. Легкие надсажено загоняют вдох за вдохом. Немного кружится голова, подкатывает слабость. Но терпимо.
Темное, почти черное место. В редкие разрывы между высоченных деревьев проглядывают крохотные лоскутки далекого неба. Подлеска нет, вместо него жидкий ползущий неизвестно куда и откуда туман. Под одним из деревьев уложен песчаник. Паха сгрузил имущество в сторонку, вытянул припрятанное кем-то (может и им самим) деревянное ведро.
− Располагайся.
Где тут располагаться? Чили устало повалилась. За последние полдня вымоталась больше, чем за все время пути. Она так не уставала, волоча Паху пять километров на себе.
«Знала бы, бросила подыхать,» − таковы её чувства на спасение человека. − «Еще гусятников постреляла, спасала урода, − напомнила себе геройство. Но столь ужасающим фактом не устыдилась.
Паха скоро вернулся. Поставил полное ведро, зачерпнул берестянкой и выпил. Протянул девушке. Чили выплеснула воду, зачерпнула свежей, отпила. Вода на вкус горьковато соленая.
Дальше Паха удивил. Он это умеет. Удивлять. Стащил с себя рубаху, разулся, снял штаны. Остался в одних трусах.
− Лучше так побыть, − не смог он внятно объяснить. Да и кому нужны его объяснения?
− И как не догадалась!
− Это место…
− Да по фигу мне…, − шла наперекор Чили. Что угодно, но только не по его.
− Как знаешь.
Постелив брезентуху, лег, заложил руки за голову и, уставился в далекое небо. Чили скинула берцы. Подложила рюкзак повыше. Одну ночь она перетерпит. И плевать ей на всякие предрассудки дикарей.
Ночь подглядывает звездами. Поразительно тихо. Странный лес. Нет ни птиц, ни летающих букашек, никого. Даже ветра нет! Можжевельник, толстый слой опавших игл, туман и где-то вода.
Разболелась голова и Чили постаралась задремать. Сон долго не приходил, но потом будто разверзлась пропасть в негу, в ласковые баюкающие волны, солнечные и теплые….
… Выход на «берег» просто чудовищен! Болело везде. Руки-ноги, спина, грудь, живот (особенно внизу), голова разламывалась, хотелось по нужде…