Тёмные круги и распухшая губа с блямбой пластыря на ней привели в себя. Та ещё красотка. Две пригоршни воды в лицо отрезвили — Рейнолдс всего лишь следит за её состоянием, мало ли что отец ему поручил, не зря же она летит с ними в одном самолёте.
Они столкнулись на выходе из кабинки. Диана упёрлась грудью в его грудь, животом в живот, с удивлением отмечая, насколько сержант Рейнолдс высок ростом. Хорошо, что не налетела лбом, иначе к разбитой губе добавилась бы шишка. В сумраке она не могла рассмотреть цвет его глаз, не могла рассмотреть его лицо — чуть вытянутое, скуластое, с нахально приподнятой верхней губой, зато почувствовала запах — отдушка стирального порошка, оружейная химия, мужчина. Неуловимый запах мужского пота и кожи, и Диана забыла, как говорить.
— Мэм.
— Сэр.
Он уступил ей дорогу, и Ди, прижимаясь спиной к стене, выползла в коридор.
— Всё в порядке?
Ни черта не в порядке.
— Следите за мной?
— Присматриваю, — он хмыкнул и без зазрения совести осмотрел её с ног до головы, особо задержавшись на губах и груди. «Присматриваюсь» — прозвучало его голосом в её голове и, опустив глаза в пол, Диана спешно отправилась к своему креслу. Отодвинувшись к окну, она старалась больше не смотреть на него.
***
Стекло, сталь и бетон, Диана давно не была в Совете безопасности, да и не очень-то хотела. Холодное, бескрайнее неуютное здание-лабиринт с высокими потолками, подсвеченными люминесцентом и свободным солнечным светом, бьющим из окон во всю стену. Одинаковые серые костюмы, за которыми прятались лучшие умы страны, окруженные черными, вооружёнными до зубов, стаями охраны. Огромная тренировочная база, научный центр, производственный корпус и чёртова куча этажей аналитиков, айтишников и агентов. Она всегда напрягалась и подбиралась до самой последней жилки, проходя через три кордона охраны, три сканера личности и ненавистные стеклянные створки карусельных дверей, в которых она панически боялась застрять. С этим загнанным внутрь с детства страхом пока не мог справиться ни один психоаналитик.
Кромешные сутки ада, в которых было слишком много всего, ещё не завершились. Ди проспала в самолёте два часа, час в машине по пути от аэропорта до своей квартиры, в которой Рената уже успела прибраться, чтобы к началу рабочего дня упаковаться в серый костюм, устаканиться на шпильки и явиться в кабинет Александра Пирса, пока у того не начались важные совещания. Круги под глазами пришлось замазывать уже в автомобиле, когда тактичный водитель опустил разделитель.
Вывих ей зафиксировали эластичным бинтом, добавив к увеличенной дозе снотворного и антидепрессанта ещё и обезболивающего. Теперь завтрак Дианы состоял из кофе и горсти разноцветных пилюль. Разбитая губа уже не кровоточила, но распухла синим и бордовым — Диана спрятала её под пластырь. О состоянии внутреннем не стоило и говорить. Ей не дали даже оклематься, приказом сверху выведя её в Совет с самого утра. Видимо, так сильно отец хотел повидаться. Так сильно, что не смог оторваться от государственной важности дел и вызвал едва оправившуюся от плена, точнее не оправившуюся вовсе, дочь.
― Привет, Диана. Рад, что всё обошлось, ― председатель поднялся с кресла, протягивая руки для скудных отцовских объятий, когда секретарь, наконец, допустила её в кабинет.
― У меня двадцать минут, скоро совещание Совета Безопасности, так что… ― Александр усадил дочь напротив, не выпуская из рук телефона. ― Рассказывай, как ты? Как служба?
Как служба... Боже мой, её вчера едва не убили, какая служба?
― Я уже подала рапорт. Ты хочешь о службе поговорить? ― Шесть часов под дулами автоматов придали ей смелости, но глаза она поднимать не решалась, как бы ни горела внутри злоба от несправедливости. Пирс виртуозно превращал любую беседу в допрос.
― Нет, ― неуверенно протянул председатель. Говорить о работе он мог с нескрываемым энтузиазмом в любое время суток, подними его даже с постели за полночь, не то, что о её личных делах. ― Как ты?
― Нормально. Что ты решил с Ферлонгом?
― Он блестяще провёл операцию, хоть и нарушил мой приказ. Я не стану его наказывать.
Наказывать за то, что отдал приказ спасать людей. Спасать её, родную дочь. Ведь это его зам, не сам отец, подписали этот приказ. А чего она хотела? Что должно было измениться? Хотя, её всё же удивляло то, что отец не уволил зампреда Ферлонга за то, что тот бросил элитную, чертовски дорого обходящуюся казне боевую группу «Удар» на её спасение. Возможно, она всё-таки что-то значит для отца...