— Пошёл ты! Дикая, тупая обезьяна из ёбаных джунглей! — говорила не она. Её язык — не она. Её рот выплёвывал кровь от разбитой десны и губы. От страха от безысходности в ней взыграла тупая, безбашенная смелость.
— Вот шлюха! — её приложили ещё раз, ещё раз сильнее вывернули руку. Диане показалось, что она слышала хруст. Её волокли почти без сознания и лишь потом, наверное, на улице, она ощутила прилив свежего воздуха и сумела сконцентрироваться. Они стояли на балконе второго этажа, и внизу были люди: гражданские, главные в костюмчиках, военные с оружием наизготовку. Над ними были натянуты тенты. Ливень хлестал безбожно.
Невозможно было разобрать, о чём они говорят — шум бьющих о землю капель перекрывал любые звуки, и переговорщики перешли на рации. Боль в разбитой губе и в руке пульсировала, заставляя выть сквозь зубы, чужая рука на шее держала так крепко, что почти душила. Диане хотелось осесть на землю и блаженно вырубиться, или пусть уже вырубят её... Над ухом что-то просвистело, что-то пролетело — маленькое, быстрое, словно насекомое — задело ей волосы и... Лицо боевика, державшего её, превратилось в кровавую кашу, и эта каша брызнула во все стороны, легла мокрыми, тёплыми каплями ей на лицо. Диана закричала, а дальше была только темнота.
Зловонный смрад сточных вод, тупая боль в вывернутой руке, безвольно повисшей вдоль тела. Разбитая губа горела, а сердце стучало так, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Кто-то крепко держал её за плечо и тащил вперед слишком быстро. От пережитого шока, страха, боли ноги заплетались, она споткнулась и припала на колено.
— Геройствуешь, блять?! — Диана услышала ядовитый шёпот над самым ухом. Едва повернув голову, наткнулась на острый, злой, бешеный взгляд, от которого ей стало ещё хуже. У боевиков, державших её и ещё одиннадцать дипломатов под дулами автоматов почти шесть часов, был почти такой же взгляд.
Она уже не помнила, как посольство захватили повстанцы, не помнила, что она там такое сказала, отчего ей заломили руки и припечатали лицом в бетонную стену — психика снова благодарно стёрла все воспоминания. Рейнолдс же давно ждал подходящего момента незаметно для остальных вправить председательской дочке мозги, наклонившись над ней, чтобы помочь подняться.
— У вас на каждой стене висят правила поведения при захвате, башку лень поднять было?! — Джеффри Рейнолдс поставил её на ноги, встряхнул и невозмутимо потащил дальше. Диану охватила волна горячего стыда, Рейнолдс чертовски прав был — она не думала ни о ком, кроме собственной злобы, отчаяния и подспудного желания расстаться с опостылевшей жизнью. А Пирс поснимал бы головы со всего отряда, если б с ней что-то произошло, несмотря на то что самолично откладывал операцию по освобождению заложников в надежде на успех переговоров. Когда Диана увидела свет и обеспокоенный взгляд Ферлонга, она снова отключилась.
Очнулась она в карете медиков, завернутая в колючий шерстяной плед. Медсестра — пожилая китаянка, водила у неё перед лицом чем-то горячим и, как девочку-трёхлетку, упрашивала это выпить. Запястье было завёрнуто эластичным бинтом и почти не беспокоило после обезболивающих уколов.
— Да, сэр, — мимо неё вихрем пролетел Рейнолдс, прижимая к уху гарнитуру, повторяя «Да, сэр» каждые две секунды и кивая, будто собеседник его видел. По стиснутым челюстям и озверевшему взгляду Ди поняла, что его кто-то распекает, и этот кто-то, скорее всего, председатель Пирс. — Это был приказ Ферлонга, сэр. Понял, сэр.
Операция была не санкционирована, Диана поняла это сразу и поглубже закуталась в плед. Пирс не стал бы выходить за рамки договорённостей первым, а вот зампред Ферлонг мог. И он мог отправить «Удар» на рискованную операцию не в джунгли, а в самое сердце Боготы, в посольство, окружённое гражданскими зданиями.
— Эй, в порядке? — Рейнолдс вырос прямо напротив неё, рявкнув вопрос довольно грубо и ни капли не почтительно, Диане захотелось выпрямиться в струнку и отдать честь. Она кивнула, заметив, что он зажимает кнопку отключения динамика.
— Да, сэр, она в порядке, — командир покинул её личное пространство, Пирс шумно выдохнула и прикрыла веки.
Находиться к Рейнолдсу ближе, чем на полсотни футов, было для неё чертовски трудно. О природе этого дикого напряжения думать ей было недосуг, её всё еще трясло от пережитого ужаса. Она почувствовала, что кольца на пальце больше нет, видимо обронила по дороге. Ей было не жаль, наоборот, не придётся объяснять Марку, почему она не хочет его носить. Диана намеренно отвлекала себя глупыми, лёгкими мыслями, чтобы не впасть в паническую атаку, которыми грозился и красочно описывал ей психиатр, пока из ванильно-облачных фантазий, приправленных запахом крови и смерти, её не вытащил неприятный слуху голос с хрипотцой и оттенком издёвки.