— Едем домой, к папочке? — он не спрашивал, а утверждал, стоя к ней вполоборота и затягиваясь сигаретой. Сумрачное небо оборачивалось тучами, предвещая проливной дождь, Ди залипла на причудливо клубящийся сигаретный дым, вспомнив, что так и не надела новый пластырь. Курить хотелось неимоверно. Хотелось разгадать цвет глаз сурового командира — зеленый или карий?
— Командир, тут вас спрашивают, — рядом выросла монументальная тень Джека Роллинза, его зама, Рейнолдс щелчком отправил недокуренную сигарету в траву.
— Пора выдвигаться. А то опять зальёт всё на хер, — он окинул мрачным взором сизые небеса, захватив в поле зрения тонкую фигурку Пирс, на пару мгновений задержал на ней снисходительно-надменный взгляд и растворился в темноте. Диана зябко поёжилась от этого взгляда, но не могла оторвать глаз от его удаляющейся спины. Чёрт знает, почему.
5
Диану упаковали в самолёт, словно багаж. Она ничего не брала с собой, кроме документов и пары смен одежды — Нортон дал распоряжение секретарю собрать и отослать все её вещи на следующий день, чтобы ни дня больше не задерживать её в Боготе. Салон был маленьким — частный военный самолёт имел тридцать пять мест на борту, из которых заняты были лишь одиннадцать: восемь «ударовцев», один атташе, и она. Диана надеялась проспать эти пять с половиной часов пути.
На Боготу давно опустилась ночь и освещение в самолёте приглушили. Диана не притронулась к ужину, но попросила выпить. Две маленькие склянки она выпила один за другим, но нужного эффекта это не дало: Диана не могла ни прекратить нервничать, ни заснуть. Она завидовала парням из «Удара» — они почти сразу же отрубились, и по салону прокатывались сопение и храп. Прикорнул даже атташе — худой и дрожащий мужчина за сорок, с жидкими волосами и лысиной, походившей на куриное яйцо. Диана вспомнила, он был среди заложников, но не среди пострадавших, зато после он громче всех кричать о необходимости реабилитации его драгоценной психики в Вашингтоне. Диана криво усмехнулась. Ей уже никакая реабилитация не поможет.
В эту ночь не спала не только она: сержант Рейнолдс пилил её взглядом с соседнего ряда, кресла которого, по каким-то гадким инженерным расчётам, были заставлены друг напротив друга. Она отводила взгляд, сколько могла, а после, начхав на приличия, принялась разглядывать его в ответ.
Рейнолдс был в наушниках и с планшетом, наверное, смотрел что-то. Смотрел не так уж внимательно — каждые полминуты он поднимал глаза на неё. На нём были всё те же камуфляжные штаны и простая чёрная майка, сверху которой была накинута лёгкая ветровка. Она скрывала его руки, но не шею — мощную, бычью. У него были огромные, накачанные бёдра, на которых едва не трескались штанины, длинные ноги и здоровенные ступни в армейских ботинках. Диана бездумно водила по нему взглядом, но как только их взгляды сталкивались, она первая отводила глаза. И чувствовала, как вспыхивают у неё щеки, как заходится сердце. Она списывала всё на стресс.
Жизнь никогда не сталкивала её с мужчинами подобного типа, в разные моменты жизни она общалась с умниками из университета или юными доходягами-выпивохами, которых встречала на квартирных попойках. Таких же, как Джеффри Рейнолдс, она считала опасными типами и предпочитал не связываться. Зато сейчас рассматривает его далеко не просто из праздного любопытства. Наверняка, это всё стресс.
Она никогда не чувствовала влечения к толстокожей упаковке мышц, способной убить человека голыми руками. Способной проникнуть в здание незамеченной и уложить с десяток ни о чём не подозревающих противников. Эти люди были для неё словно с другой планеты, она не видела ни единой точки соприкосновения ни с одним из них.
Интересно, а если он присядет на корточки, у него лопнут штаны?
Диана отстегнулась и встала. Прошла по проходу до туалета, закрыла за собой дверь на замок. Хлипкий. Такой Рейнолдс выбьет за две секунды. Почему-то она представила в красках, как он врывается в этот кусочек пространства (а они вообще поместятся здесь вдвоём?), как толкает её к раковине, как косточки таза больно впиваются в металлический полукруг, в который плещет вода…
— Хватит уже, а?! — сказала она своему отражению в маленьком зеркальце кабинки. Отражение пахнуло на неё парами алкоголя.