Я тяжело вздохнул. На жёстком диске нужной информации не было. Если там что-то важное когда-то и находилось, отец всё поудалял перед тем, как отдать Ерофею. Все усилия оказались тщетны. Неужели совсем ничего не осталось? Ни одной зацепки, ни единого намёка?
— Ладно, — я закрыл свой складной компьютер и отключил жёсткий диск. — Нет так нет. Может быть, знаешь кого-то из друзей отца, с кем он тесно общался?
— Я простой дружинник, ваша светлость, и всю жизнь торчал в аномалии и занимался охотой. В дела господ никогда нос не совал, и о том, с кем Павел Борисович общался, ничего не знаю. Вся информация была у вашего дяди Сергея Борисовича, который занимался вопросами безопасности. Но его казнили вместе с остальными. Мне жаль.
Я пристально поглядел на воеводу, но тот ни чуть не изменился в лице. Похоже на правду. Этот человек был довольно простым и прямолинейным. Не обнаружилось в нём хитрости, не походил он на интригана.
— Просто делал своё дело… — проговорил я. — Это хорошо. Так и надо. А сам откуда? Как попал к нам на службу? Да ты присаживайся.
Воевода пролез мимо коробок и устроился за торец моего стола, придвинутого к окну.
— Так на службу к вам ещё мой дед поступил. Служил вначале в армии, потом в наёмники подался. А поскольку он в Нижнем жил, то и пошёл к вашему роду. Вначале по контракту работал, потом дал клятву и стал дружинником. Мой отец тоже вам служил, ну и я, как говорится, по стопам предков пошёл. Только вот мои дед и отец выше сотников не поднялись, а меня за мою силу Борис Алексеевич в воеводы произвёл. У нас здесь все, кто во втором, кто в третьем поколении служат. Только Надя новенькая, из пансиона взяли четыре года назад.
Оказалось, Ерофей у меня не простой дружинник, а наследственный. Соколовы мне в третьем поколении верой и правдой служат. И, видимо, не зря дед сделал его воеводой. Мне тоже нравились честность и прямота этого вояки. Устал я в прошлой жизни от интриганов и хитрецов-придворных, которые так и вились вокруг, словно стая шакалов, дабы лакомый кусок урвать.
— А семья есть? — спросил я.
— Жена в две тысячи десятом во время эпидемии холеры преставилась, царстве ей небесное. Сын в Петербург уехал, работает, со мной не общается. По стопам моим идти не желает. Да и слабый он, чего греха таить. Силой его господь обделили. Плохой я, видимо, отец оказался.
— Ну тут уж каждому своё. Зато служишь хорошо. А у дружинников семьи есть? Где они?
— У кого есть, ваша светлость, у кого нет. По-разному. У восьмерых — в Бараново живёт родня, ещё у пятерых — во Владимире. Остальные свободные, как я.
— А у меня-то из родни выжил кто? Ты, помнится, говорил, кто-то за границу уехал.
— Ваш двоюродный дядя Михаил Георгиевич вместе с матерью и с семьёй в Испанию уехали, когда его брата порешили. И вся родня ваша по ветви, что от Валерия Юрьевича началась в девятнадцатом веке — они тоже покинули страну. Но их контактов у меня нет. А вот с Михаилом Георгиевичем, если надо, связаться могу. Только вот возвращаться он не желает ни в какую, наотрез отказывается.
— Буду иметь в виду… Кстати, а ты случаем не знаешь, кто такой Вяземский? Какая-то важная шишка во Владимире?
— Вяземский-то? А кто ж его у нас не знает. Ему чуть ли не полгорода принадлежит. У него и дома доходные, и деловые центры, и рынки. Благотворительностью много занимается. Церковь, помнится, построил недавно — в газетах писали. Чуть ли не первое лицо у нас после генерал-губернатора.
— Прекрасно, — усмехнулся я, понимая, какого сильного врага нажил. Но даже знай я, кто он, поступил бы так же. Никто не смеет мои границы нарушить. Пусть ему хоть полгорода принадлежит, хоть весь город. — Вяземские у нас свой внедорожник оставили в Ковалёво.
— Как так, ваша светлость? Что они у нас делали?
Я описал сегодняшнее событие. Ерофей слушал и хмурился.
— С одной стороны, вы правильно поступили, что спровадили наглого мальчишку, — проговорил воевода, когда я закончил рассказ. — Привыкнут ездить через вашу землю, потом не отвадишь. А с другой стороны, лучше бы вы с ним не ссорились. Не знаю, насчёт дуэли, но если молодой Вяземский папаше пожалуется, князь сильно нам насолить может. Таким господам закон не писан. У них все чины в кармане, что штатские, что полицейские.
— Так что же теперь, мне прихоти их исполнять?
— Тоже верно. Если бы так же наши чины рассуждали, то совсем иначе всё было бы, и богачи вроде Вяземского у нас власти не имели бы. Но все падки на деньги, особенно чины.