У меня снова перед глазами всплыли невнятные образы из прежней, почти забытой жизни. Тогда мой дядя впустил в мир демонов, чтобы оклеветать меня, а здесь… мой отец? Только вот ситуация здесь была совсем иной, ведь тёмные твари уже триста лет жили с людьми на одной планете. И кто их сюда впустил, история умалчивала. Как знать, может, мотивы Павла Прозоровского действительно были чисты. Только сейчас это не имело никакого значения.
— Кто его оклеветал? — спросил я. — Ты можешь назвать фамилии? И зачем?
— Причины-то были. В двадцатых годах Прозоровские на стороне Романовых сражались. На вас ещё в те времена многие великие рода ополчились. Юсупов, когда императором стал, ваш род простил и приказал не трогать, но другие злобу затаили. А кто именно заговор замыслил, мне неизвестно. Знаю, что земли ваши возле Нижнего Новгорода сейчас поделены между тремя великими родами: Воротынскими, Сумароковыми и Трубецкими. Сказать наверняка, что именно они ваших родителей со свету сжили, не могу. Только подозрительно это слишком.
— Действительно, подозрительно.
И снова о Воротынских речь зашла. Вначале их ублюдок меня убить пытался, а теперь оказалось, они даже выгоду поимели со смерти Прозоровских. Вот они и будут главными подозреваемыми вместе с как их там… Сумароковыми и Трубецкими. И нападение сегодняшнее точно ими подстроено. Не мог ублюдок без дозволения своего папаши на такой шаг пойти.
— А ещё подозрительнее, что после исполнения приговора в течение следующего года несколько родственников были убиты. Николай Георгиевич вместе с семьёй в машине погибли. С ним были дочка их малая и сын. Изверги даже детей не пожалели. А потом жену вашего дяди Сергея Борисовича нашли мёртвой в своей квартире. Говорили, будто бы ограбление. Но что-то не верится, знаете ли.
— Так чем отец в своей лаборатории занимался? Исследования сохранились?
— Увы, ничего не осталось. Всю документацию жандармы при обыске забрали. А меня в такие вопросы Павел Борисович не посвящал. Я ведь дружину возглавляю, мы охотой занимались. Бывало, велели мне какую-либо тварь в лабораторию отвезти, то с какими целями, мне не ведомо. А я не в своё дело не лез, знаете ли.
— И сколько же у меня осталось дружины?
— Двадцать три человека, ваша светлость, включая меня. В лучшие времена было почти сотни, а осталось две дюжины. Остальных за неимением средств на содержание распустили.
Ситуация выглядела плачевно. Ещё совсем недавно, тринадцать лет назад, Прозоровские были крупным родом с огромными владениями и собственной армией, а теперь остались две дюжины дружинников, жалкий клочок земли и единственный наследник, чуть не погибший от рук убийц. Покровитель же от меня требовал вернуть привилегии, коих нас лишили, и родить двух сыновей, и чтобы они дожили до возраста, когда в одарённых раскрываются способности. Непросто будет. Очень непросто. Я даже не знал, за что взяться. И вряд ли стоило загадывать наперёд. Вначале домой бы переехать, в поместье.
— В общем, так, — сказал я. — Переночуете в городе, а завтра рано утром, часов в пять-шесть выезжаем. Может, и сегодня поехали бы, только надо вещи собрать и с Орловыми попрощаться.
— Как скажете, ваша светлость. Тогда давайте мы вас до дома подвезём, а сами где-нибудь поблизости ждать будем. Как соберётесь выезжать, позвоните. Сразу подъедем.
Согласовав план действий, мы покинули трактир. На обочине дороги рядом с заведением нас ждали две машины.
Первым стоял старый, кургузый микроавтобус СимАЗ с круглыми фарами, подвергшийся серьёзной переделке. Благодаря большим вездеходным колёсам корпус был сильно поднят над землёй, на окнах висели наваренные решётки, а бампера представляли собой массивные стальные балки. Передний дополнялся кенгурятником из толстых труб. Видно, что авто использовалось для дела, а не для прогулок.
Второй автомобиль — неказистый, угловатый внедорожник, тоже на больших колёсах и с тяжёлыми, самодельными бамперами.
На дверях обоих красовался выцветший герб Прозоровских. Он состоял из четырёх частей: красной, синей и двух белых. На красной изображался меч, на синей — лев на задних ногах, на белых — пушка и демон, пронзённый копьём.
Меня встретили пятеро дружинников, одетые так же, как и Сокол, в одинаковую «военную» форму болотного цвета. На поясах у всех висели сабли.