В СИЗО Картавый поимел авторитет и не только у зеков. Во время очередной проверки заключенные стояли, как обычно, в две шеренги. Худенький и злобный контролер по кличке "Тлидцать тли" принялся пересчитывать их. Он, вроде, и не был картавым, только "р" у него больше походило на "л"… а вот Картавый в детстве сильно картавил. Он жестоко страдал от этого и смертным боем бил тех, кто намекал ему на его дефект речи. Правда, когда он подрос, то почти совсем перестал картавить. Лишь иногда, если забывался, проскальзывало что-то в его речи и тогда казалось, что в его словах буквы "р" намного больше остальных… надзиратель дошел до тридцати, заключенные замерли в предвкушении того, как он произнесет цифру тридцать три, чтобы посмеяться, правда, про себя — вслух было нельзя, надзиратель был на редкость мстительным. Когда контролер СИЗО произнес злосчастную цифру, раздался хохот — это смеялся Картавый. Били его вчетвером. Били изощренно, не боясь оставлять следов. Но он принимал побои с некоторым равнодушием, словно били не его, а глаза ловили взгляды палачей, цеплялись за что-то в глубине их зрачков — это выводило надзирателей из себя. Они чувствовали себя неуверенно и вскоре остановились. Картавого больше не трогали, да и он сам старался не задираться. После недолгого пребывания в СИЗО — суд, и он оказался в лагере. В зоне довелось Картавому встретится со смертью, лицом к лицу, здесь он увидел, как она выглядит.
В лагере Картавый освоился быстро и кое с кем скорешился, хотя с людьми сходился трудно. Это случилось в конце августа. Днем еще было лето, а по ночам уже приходила осень. В том году было много грибов. Опята росли прямо на территории лагеря. Вдоль пешеходных дорожек и заборов поднимались сугробы круглых шляпок. Этот день ему запомнился на всю жизнь. Вечерело, и до отбоя оставались считанные минуты. Картавый торопился в барак, он уже взялся за ручку двери, как увидел спешащего Старика.
— Емелю за бараком метелят! — крикнул тот. — Подожди здесь, я за Черепом слетаю! — и он побежал к соседнему бараку. Картавый ждать не стал. Емелю били втроем — Валера Качек и двое азиатов — все родом из Чимкента. Валера, крупный, накачанный парень был у них за главного. Они торговали в зоне анашой. За торговлю наркотиками на территории России их и повязали, но видимо они связи с родиной не утеряли — дурь у них была постоянно. Перед ними заискивали — анаша была желанной для любого — это, хоть и ненадолго, но было подобие воли. Ребята из Чимкента наглели…
Емеля, весь в крови, стоял у стены и смачно ругался. Атмосфера драки возбудила Картавого.
— Слышь, не возбухай! — мягко посоветовал ему Валера. — У нас свои счеты…
Договорить он не успел — Картавый врезал ему в челюсть. Валера качнулся, но устоял. Азиаты дружно бросились на Картавого, они не были сильными, но ловко уходили от ударов и вскоре вцепились в его одежду. На лице Качка появилась улыбка.
Картавому пришлось бы плохо, если бы из-за угла не появился Карим-Казань. В его руках был остро заточенный кусок арматуры, за ним тяжело спешил массивный Череп. Азиаты бросились врассыпную. Следом рванул и Валера…
Картавый смотрел сухими от бессонницы глазами в грубо строганные доски потолка, вспоминалось само собой, но как-то без эмоций, стерто…
Той ночью Картавого попытались замочить. Валера Качек держал его обе руки, один из азиатов сидел на его ногах, а второй душил. В первый момент Картавый отчаянно задергался, но — держали его крепко. Азиат давил горло, хихикая и что-то лопоча по-своему, от него несло дурью. Картавый вдруг успокоился:
— Вот и смертынька моя пришла, — ему было совсем не страшно. Ладно, один из пацанов поднял в бараке "кипешь".
Картавый тогда понял — он побывал в мертвой зоне. Ощущения существования вне основного инстинкта запомнились. Сколько раз Полковник пытался объяснить это состояние, но слова ничего не давали, и вот… теперь он уже знал, что такое зона мертвых, и мог уже шагнуть за порог инстинкта, хотя при этом чувствовал себя не совсем живым.
К азиатам Картавый ненависть не испытывал, он их даже не различал на лицо, а вот Валеру потом нашел… на другой день после покушения те запросились перевести их из лагеря… да хоть куда! Администрация пошла им навстречу.
Четыре года Картавый лелеял ненависть. Нашел он Валеру там, где и надеялся найти — в Чимкенте. Среди наркоманов Валеру Качка знали. Он с удивлением разглядывал изможденного пожилого человека: некогда огромные бицепсы оплыли, в глазах Валеры была пустота.